Э.И.Колчинский. Несостоявшийся «союз» философии и биологии (20

Э. И. Колчинский

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ «СОЮЗ» ФИЛОСОФИИ И БИОЛОГИИ (20–30-е гг.)

Неудовлетворенность знанием подлинной истории советского общества общепризнанна. Какой бы период нашей недавней истории, какую бы сферу общественно-экономической, политической или культурной жизни мы ни затронули, везде выявляются пресловутые «белые пятна». Их заполнения жаждут все. Но сделать это, как видно из талантливых и ярких публикаций в газетах, литературно-художественных и общественно-политических журналах, нелегко. В трагических событиях истории нашего общества сталкивались противоречивые тенденции, в которых нашли выражение интересы весьма неоднородных социальных групп с разным уровнем образования, нравственного сознания и с разным представлением о гражданском долге. Шел непрерывный процесс крушения все новых и новых слоев общества, где недавние торжествующие победители в политике, экономике, культуре, науке вскоре сами становились гонимыми, подвергаясь зачастую жестоким репрессиям. Всеобщая нравственная деформация общественного сознания, обусловленная беспощадной братоубийственной гражданской войной, голодом и разрухой, наложила прямой или опосредованный отпечаток на многие события последующих десятилетий и на тех, кто в них участвовал. Немногим из ученых удалось сохранить нравственную чистоту в условиях постоянно инспирируемых сверху дискуссий, многочисленных кампаний разоблачений и чисток конца 20-х–начала 30-х гг. и, наконец, последующих массовых сталинских репрессий.

Воссоздание объективной истории возможно лишь в результате усилий специалистов различного профиля. В ее написании должны участвовать и историки науки, которые еще совсем недавно не имели возможности рассказать о всех перипетиях борьбы за научную истину. Для реконструкции подлинного хода исторических событий необходимо исследовать все сложные аспекты социально-политических и нравственно-психологических составляющих борьбы идей в науке, проходившей в условиях бюрократической регламентации научной жизни, административной системы управления наукой, сталинских репрессий и волюнтаризма Н.С.Хрущева. Однако сами явления так называемых культа личности, или, точнее, сталинщины, и волюнтаризма исследованы еще слабо, вскрыты далеко не все причины, породившие и питавшие эти феномены. До сих пор в архивах хранятся документы, способные пролить свет на как будто бы внешние по отношению к науке события, которые оказались, тем не менее, решающими факторами для изменений в ней, сыграли роль пусковых механизмов свершившихся трагедий. В истории науки Нового времени трудно найти примеры столь грандиозных попыток идеологизировать и политизировать практически любое научное исследование, как это было в нашей стране в 30-х – начале 50-х гг.

На пути к написанию объективной истории нам представляется целесообразной попытка реконструировать реальную картину происходивших событий, выделить внутреннюю логику конкретной отрасли науки, выявить тенденцию ее развития и его главные этапы. Объектом данного исследования выбраны философские проблемы биологии, которые оказались в центре бушевавших тогда дискуссий. Именно в биологии была предпринята всеобъемлющая попытка создания некой особой пролетарской науки, методологической основой которой провозглашался диалектичесий материализм. И, наконец, философские вопросы биологии тесно связаны с одной из позорнейших страниц в истории советской науки – с лысенковщиной.

В дальнейшем предполагается провести более подробный и всесторонний анализ этого процесса, призванного, по мнению его участников, привести к установлению союза биологии и диалектического материализма. Отметим, что наведение мостов между теоретической биологией и марксистско-ленинской философией шло весьма противоречиво и неравномерно. Периоды прогресса в разработке философских проблем биологии сменялись длительными десятилетиями стагнации и даже попятных движений. Отдельные аспекты этого процесса уже исследовались в работах советских философов и историков науки.

Такие работы в нашей стране стали возможны лишь после октября 1964 г., когда Лысенко лишился официальной поддержки партийного и государственного аппарата. В серии газетных и журнальных публикаций (Алиханян, Берман, Воронцов, Завадский, Кирпичников, Медведев, Семенов, Эфроимсон) ставилась задача объективного исследования лысенковщины. Первые решения этой задачи были предложены в прекрасных работах Л.Я.Бляхера, А.Е.Гайсиновича и С.Е.Резника.¹ В книге И.Т.Фролова был дан содержательный анализ истории советской генетики в ее связи с философией.² Но вскоре вновь возникла политика замалчивания трагических страниц в истории биологии. В течение почти 20 лет в нашей стране не было издано работ, сколько-нибудь всесторонне исследующих дискуссии в биологии и вокруг ее философских проблем.

Ряд советских авторов, разрабатывавших эту тематику, вынуждены были эмигрировать, а их труды были опубликованы только за границей. Темные эпизоды из истории биологии и философии в лучшем случае лишь упоминались в трудах, посвященных развитию философских проблем биологии и опубликованных в 70-х–первой половине 80-х гг. Главное внимание в них уделялось или борьбе «механицистов» со сторонниками «меньшевиствующих идеалистов» или характеристике положительных моментов в становлении союза диалектического материализма и биологии.⁴

История генетики и борьбы с лысенковщиной издавна разрабатывается успешно зарубежными историками науки.⁵ Но их труды, так же как и исследования бывших советских авторов, до сих пор не включены в научный оборот в нашей стране. Начавшийся в последние три года процесс заполнения «белых пятен» вызвал бум газетных и журнальных публикаций по истории генетики. Были переизданы переработанные книги А.Е.Гайсиновича «Зарождение и развитие генетики» (1988), И.Т.Фролова «Философия и история генетики» (1988), а также книга Н.П.Дубинина «Генетика: страницы истории» (1988). Среди журнальных публикаций, по нашему мнению, наиболее содержательны статьи В.Я.Александрова, М.Д.Ахундова и Л.Б.Баженова, А.П.Огурцова, В.Н.Сойфера, В.П.Филатова и др.,⁶ а также выступления участников «круглых столов» «Страницы истории советской генетики в литературе последних лет»⁷ и «Павловская сессия».⁸

Вместе с тем история «союза» философии и биологии в СССР далеко не исчерпана и еще ждет своего всестороннего анализа. В имеющихся публикациях рассмотрены лишь философские дискуссии вокруг генетики, но ими не ограничивается история философских проблем биологии. К тому же анализ социально-политических и идеологических факторов зачастую ведется в отрыве от реальных проблем науки, которые обсуждались в дискуссиях. А эти проблемы все-таки продолжали развиваться в нашей стране, и в их разработке были достигнуты успехи вопреки всем попыткам полностью идеологизировать и политизировать науку. Даже в условиях тоталитарного сталинского режима отдельным отраслям научного знания удалось сохранить некоторую независимость в исследованиях. Все это побуждает, к дальнейшему исследованию истории «союза» философии и биологии в СССР.

ОСНОВНЫЕ ПЕРИОДЫ В РАЗВИТИИ «СОЮЗА» ФИЛОСОФИИ И БИОЛОГИИ В СССР

Анализ становления и развития диалектико-материалистической методологии в биологии может осуществляться под разными углами зрения. Можно исходить из особенностей социально-экономического и культурного развития страны, из специфики разработки общефилософской проблематики, из общего состояния исследований в области философских вопросов естествознания и, наконец, из уровня развития самой биологии. Последний путь был бы наиболее предпочтителен, так как при всей важности прочих обстоятельств смена методологии происходит, прежде всего, в недрах самой науки и не может быть объяснена «прививками» извне. Однако данная закономерность сказывается лишь на крупных этапах истории науки. В пределах же относительно коротких периодов этой истории удельный вес социально-экономических, общефилософских и общенаучных факторов может неизмеримо возрастать. Особенно сильно это проявилось в нашей стране, где в течение полувека шла не только активная диалектизация биологии, но и осуществлялся грубый административный нажим на нее. Поэтому предлагаемая здесь периодизация строится на комплексе критериев.

В качестве основных периодов нами предлагаются следующие:

1917 – конец 20-х гг.;

конец 20-х – начало 40-х гг.;

первые послевоенные годы – конец 50-х гг.;

начало 60-х гг. – современность.

На первом этапе главное внимание уделялось философскому анализу конкретных естественнонаучных концепций, не всегда четко отделялись теоретические обобщения биологии от философской проблематики. Задачи философии в области биологии понимались, прежде всего, как внедрение диалектико-материалистической методологии в биологические исследования, что якобы неизбежно должно происходить в условиях беспощадной идеологической борьбы с различными проявлениями метафизики, механицизма и идеализма в биологии. В результате уже к концу 20-х гг. оказались запрещены целые направления в эволюционной теории, генетике, психологии.

В этой борьбе философии отводилась роль обобщения основных результатов теоретической биологии. Решение данных задач способствовало обогащению содержания таких категорий, как причина и следствие, необходимость и случайность, прогресс, целесообразность и т.д. Первые шаги в разработке философских проблем биологии в нашей стране с позиций диалектического материализма совпали с преодолением кризиса в эволюционной теории, обусловленного крупными успехами в познании законов наследственности и изменчивости, на первых порах противопоставленных дарвинизму. Поиск методологических путей преодоления этого кризиса, философское осмысление сложного процесса складывающегося синтеза генетики и дарвинизма предопределили содержание большинства философских работ данного периода. В них делались попытки раскрыть философские основы конкурирующих эволюционных концепций в биологии. В эти же годы складывались важнейшие предпосылки для диалектико-материалистической трактовки таких фундаментальных проблем, как сущность и происхождение жизни, многоуровневый характер организации жизни, особенности пространства и времени в биологических системах, биосоциальная сущность человека и мн.др.

Второй период характеризовался исключительной сложностью и противоречивостью. Создание синтетической теории эволюции означало возникновение естественнонаучной концепции развития, многие сторонники которой стояли на позициях диалектического материализма. Крупные успехи в области экологии, генетики, биоценологии, этологии, антропологии, физиологии открывали благоприятные возможности для обогащения методологии диалектического материализма в области биологии. Ее плодотворность была с блеском продемонстрирована в работах крупнейших советских биологов. Вместе с тем в условиях бюрократизации всех сфер общественной жизни, беззакония и массовых репрессий шло становление и неуклонное усиление антинаучных концепций в биологии, выразителями которых стали Т.Д.Лысенко и его сторонники. Причем их взгляды все чаще и чаще объявлялись подлинным воплощением диалектико-материалистического метода. К концу этого периода генетика была провозглашена буржуазной наукой, а многие ее выдающиеся представители погибли.

Великая Отечественная война на время сняла противостояние в биологии, но уже вскоре после нее начался третий период, связанный с установлением безраздельной монополии Лысенко в биологии. По времени он совпал с общим походом Сталина против советской науки и культуры, преследующего цель окончательно отгородить их от остального мира и преобразовать в соответствии со своими взглядами и вкусами.⁹ Решающим моментом этого периода стала августовская сессия ВАСХНИЛ (1948 г.). На ней в результате грубого административного нажима причудливая по существу антинаучная смесь механоламаркизма, телеологии и сальтационизма была провозглашена единственной концепцией эволюции, всецело соответствующей принципам диалектического материализма. Генетика была окончательно заклеймена как буржуазная лженаука, и дальнейшее продолжение генетических исследований было признано вредным и наносящим ущерб делу социалистического строительства. Тем самым серьезный удар был нанесен по научным исследованиям во всех разделах биологии. Работы философов окончательно превращались в комментирование высказываний Сталина и Лысенко, в сумму примеров, в навязывание биологам субъективных схем и оценок отдельных направлений. Не меньший вред развитию биологии нанесла и «Павловская сессия» АН СССР и АМН СССР (1950 г.), а также насильственное внедрение «клеточной теории» О.Б.Лепешинской.

Преодоление лысенковщины стало возможным только в ходе ожесточенных дискуссий, в которых участвовали генетики, биогеоценологи, геоботаники, систематики, показавшие фактическую и философскую несостоятельность «советского творческого дарвинизма». Эти дискуссии создали предпосылки для освобождения философских исследований в области биологии от догматизма, схоластики, навешивания ярлыков и т.п.

В условиях четвертого этапа исследования по философским вопросам биологии сконцентрировались прежде всего на мировоззренческих и методологических аспектах эволюционной теории, генетики, молекулярной биологии, биофизики. Проблемы сущности и происхождения жизни, системного характера организации живого, взаимодействий между процессами, протекающими на разных уровнях, стали предметом большого числа философских работ. На передний план выдвигаются также вопросы, связанные с анализом функций биологического знания, закономерностей его генезиса, функционирования, развития и взаимодействия методов биологического познания с методами других наук. Философия диалектического материализма во все большей мере начинает выполнять интегративные функции, синтезируя на базе единой методологии и единого мировоззрения данные разных наук. Это позволяет сохранить целостность познавательного процесса, что особенно ярко проявляется в растущем понимании единства естественнонаучного и гуманитарного знания о человеке. Интеграция биологических наук все чаще выходит за пределы самой биологии, вовлекая в синтез данные и обобщения других отраслей естествознания, а также общественных и даже технических наук. Обретая новые формы, союз философии и биологии выступает как необходимая основа для сближения последней с другими отраслями современной науки.

Из-за ограниченности объема статьи мы остановимся только на анализе основных событий первых двух этапов.

ПОИСКИ СОЮЗА ФИЛОСОФИИ ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА И БИОЛОГИИ

Некоторые научно-организационные и теоретические предпосылки исследований по философским проблемам биологии

Развитие биологии в послеоктябрьский период основывалось на достижениях мировой науки, в которую фундаментальный вклад внесли и отечественные ученые. Традиции последовательного материализма в биологии были заложены трудами выдающихся ученых: В.В.Докучаева, А.О. и В.О.Ковалевских, И.И.Мечникова, И.П.Павлова, Н.А.Северцова, И.М.Сеченова, А.С.Фаминцына, В.М.Шимкевича и мн.др.

Эти традиции получили широкое развитие после Великой Октябрьской социалистической революции. Уже первые десятилетия ознаменовались формированием сильных научных школ. Многие из них не только плодотворно развивались в нашей стране, но и имели всемирно признанных лидеров.¹⁰ Достаточно назвать школы Н.И.Вавилова, А.С.Серебровского, Ю.А.Филипченко, С.С.Четверикова в генетике, В.М.Бехтерева, Л.А.Орбели, И.П.Павлова, А.А.Ухтомского в физиологии и психологии, Л.С.Берга, В.А.Догеля, Н.К.Кольцова, А.Н.Северцова, И.И.Шмальгаузена в морфологии, А.А.Заварзина, Н.Г.Хлопина в гистологии, А.В.Благовещенского в биохимии, В.И.Вернадского, А.П.Виноградова, Я.В.Самойлова в биогеохимии, Д.Н.Кашкарова, С.А.Северцова, В.В.Станчинского и В.Н.Сукачева в экологии и биоценологии.

Важнейшим фактором прогресса биологических наук стала широкая сеть научно-исследовательских институтов биологического профиля, развернутая сразу после революции. Новое развитие получила биологическая наука и в высшей школе. Исследовательская работа обеспечивалась также эффективной системой научной информации, что было связано, прежде всего, с созданием многих специальных журналов.

В эти же годы закладывались и организационные условия, способствующие знакомству ученых-естественников с марксистско-ленинской философией. С 1922 г. начинает выходить журнал «Под знаменем марксизма», на страницах которого было опубликовано большое количество статей по философским проблемам эволюционной теории, физиологии, генетики, евгеники. С 1929 г. в течение нескольких лет выходил специальный журнал по философским проблемам естествознания (вначале под названием «Естествознание и марксизм», а в последующие годы – «За марксистско-ленинское естествознание»). Отдельные статьи по философским проблемам печатались в общенаучных, биологических и общественно-политических журналах («Проблемы марксизма», «Советская наука», «Природа», «Пролетарская культура», «Вестник знания», «Коммунистическая мысль», «Вестник Комакадемии», «Спутник коммуниста», «Известия АН СССР», «Журнал экспериментальной биологии», «Биологический журнал», «Социалистическая реконструкция и наука» и мн.др.). В 1921 г. организуется философское отделение Института красной профессуры. В 1923 г. создано Общество воинствующих материалистов, позднее Общество материалистических друзей гегельянской диалектики, объединившиеся в 1928 г. в Общество воинствующих материалистов-диалектиков. В 1924 г. был организован Государственный научно-исследовательский институт изучения и пропаганды естественнонаучных основ диалектического материализма. К 1925 г. развернула свою деятельность Секция естественных и точных наук Коммунистической академии. В те годы вопрос о том, что может дать материалистическая диалектика для практики биологических исследований, «не был ясен ни философам, ни биологам»,¹¹ но все вышеназванные мероприятия давали организационные возможности для плодотворного сотрудничества биологов и философов-марксистов. Это сотрудничество представлялось, прежде всего, как диалектизация биологии, под которой первоначально понималось обогащение материала биологии исследовательскими приемами диалектики.

Вместе с тем довольно скоро обнаружилась тенденция ограничить свободу исследований и дискуссий в науке.¹² Были предприняты меры для ликвидации плюрализма мнений, подлинной свободы дискуссий, в которые бы не примешивался страх за свое будущее. Как известно, значительная часть творческой интеллигенции покинула страну, не приняв революции или ужаснувшись бедствий гражданской войны. Их отъезд нанес невосполнимый урон интеллектуальному потенциалу страны. Более того, в августе 1922 г. были насильственно высланы 160 видных ученых, философов, писателей, художников. Среди них и создатели новых течений и школ в философии (Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Н.О.Лосский и др.), придерживавшиеся нематериалистических взглядов. Такая акция обескровила отечественную философскую мысль и оказала пагубное влияние на ее дальнейшее развитие. Был взят курс на ликвидацию административным путем плюрализма в науке, без которого она развиваться не может.

К тому же опубликованная 21 августа 1922 г. в газете «Правда» статья «Первое предупреждение» давала понять оставшимся, что лишь принадлежность к сторонникам материализма дает возможность для научных исследований. Подобное сужение диапазона творческих поисков не могло не повлиять негативно и на судьбы исследований в области философских проблем биологии. Внешний напор на науку был столь сильным, что даже ученые, стоящие на иных философских позициях, объявляли себя сторонниками диалектического материализма. Немало тратилось усилий, чтобы доказать, что именно их взгляды наиболее соответствуют духу и букве марксизма-ленинизма.

Монополизация права на истину за определенными кругами научной, а впоследствии ненаучной и даже антинаучной общественности проявилась, однако, не сразу. Огосударствление и бюрократизация творческой жизни затянулись на несколько лет. Более того, в начале 20-х гг. наблюдалась вспышка творческой активности. Возникали десятки кружков, семинаров, обществ, творческих объединений как в науке, так и в искусстве. По всей стране шли дискуссии о путях использования буржуазной культуры при построении нового общества. На страницах советских журналов печатались крупнейшие зарубежные ученые, в том числе и сторонники немарксистской философии. Массовыми тиражами выходили произведения классиков философии и естествознания.

Надо сказать, что формирование союза философии и биологии шло в условиях кризиса, обусловленного, прежде всего, противопоставлением крупных открытий в области генетики дарвиновскому учению о естественном отборе. Многие из них трактовались в механистическом и автогенетическом духе. В этих условиях оживились и старые финалистические и телеологические теории эволюции.¹³ Основной причиной оживления таких гипотез была недостаточная изученность вопроса о природе генов, о причинах наследственной изменчивости и ее роли в эволюции, о селективной ценности мелких изменений при возникновении сложных органов, отсутствие экспериментальных доказательств для конкурирующих концепций эволюции. Поэтому выработка взаимодействия диалектического материализма и биологии проходила в условиях резких дискуссий между представителями различных естественнонаучных концепций эволюции, многие из которых включали в себя элементы витализма, механицизма и релятивизма. Трудности обусловливались и тем, что наведением мостов между философией и биологией занимались нередко, с одной стороны, философы-марксисты, не знавшие самой биологии, а с другой стороны, биологи, представления которых о марксистской философии складывались лишь из популярных работ.

Первоначальное знакомство советских философов с новейшими достижениями биологии нередко вело к попыткам объяснить сложные общественные явления в терминах биологических наук. Это выражалось в отождествлении закономерностей общественного развития с биологическими законами (социал-дарвинизм), в поисках психологических путей для решения проблем общественного поведения (социальная рефлексология), в выработке методов применения законов генетики для совершенствования человека (евгеника), в установлении границ использования обобщений фрейдизма в марксистской философии. Вместе с тем и явления живой природы пытались объяснить в понятиях социологии (фито- и зоосоциология).

Становление союза биологии с философией шло также в условиях ожесточенных дискуссий между самими философами, весьма по-разному понимавшими сущность взаимодействия философии и естествознания, а, следовательно, и по-разному трактовавшими предмет, задачи и цели исследований в области философских проблем биологии. Существовавший в первые годы после революции единый фронт материалистов быстро дифференцировался вслед за насильственным искоренением из советской биологии виталистических и идеалистических концепций. Борьба в дальнейшем шла между «механицистами» и «диалектиками». «Механицисты» – Л.И.Аксельрод, А.И.Варьяш, В.И.Сарабьянов, И.И.Скворцов-Степанов и др. – отрицали «философствование», отделенное и обособленное от естествознания. Философия, по их мнению, должна представлять наиболее общие выводы науки, в качестве идеала которой усматривалось естествознание, базирующееся на отождествлении различных форм движения, на редукционизме как ведущем методе познания явлений жизни, на абсолютизации лапласовского детерминизма и количественных закономерностей. Так, Скворцов-Степанов писал: «Понять какое-нибудь явление жизни для современной науки означает свести его к относительно простым химическим и физическим процессам».¹⁴ В сборнике материалов дискуссии по поводу опубликованной им книги «Исторический материализм и современное естествознание» такая позиция получила поддержку. Авторы сборника отмечали, что «механистическое естествознание само есть необходимый элемент диалектико-материалистического мировоззрения и одна из необходимейших предпосылок марксистского мышления».¹⁵ Нетерпимость к схоластическим рассуждениям и стремление к философским обобщениям на базе достоверных выводов естествознания вела к утверждению, что философия не должна вмешиваться в естествознание (Скворцов-Степанов) и даже с призывом освободить науку от всякой философии, так как «наука – сама себе философия».¹⁶ Лозунг С.К.Минина «философию за борт»¹⁷ был поддержан во многих работах первой половины 20-х гг. Философия иногда рассматривалась даже как стадия в развитии религиозного сознания, и соответственно рекомендовалось полностью освободить от нее науку социалистического общества.

Такие взгляды вызывали критику со стороны «диалектиков», представленных А.М.Дебориным и его сторонниками (Карев, Луппол и др.), среди которых особо активную роль в разработке философских проблем биологии сыграли И.И.Агол, М.Л.Левин, С.Г.Левит, А.С.Серебровский, В.Н.Слепков,Я.М.Урановский. В гегелевской диалектике они усматривали методологическую и мировоззренческую основу естествознания. В работах «диалектиков» высказывалась мысль о необходимости создания некоей специальной «марксистской теории естествознания». Подводя итоги деятельности журнала «Под знаменем марксизма» за первые пять лет, Деборин утверждал: «Материалистическая диалектика как высшая форма теоретического мышления может дать значительный толчок развитию самого естествознания, открыв подчас новые пути, может помочь естествоиспытателям поднять естествознание на новую высшую ступень».¹⁸ Более того, ряд философов высказывали соображения о целесообразности построения нового единого «диалектического» естествознания, где философия должна играть ведущую роль.¹⁹ В то же время, о чем будет сказано ниже, некоторые сторонники Деборина, хорошо знакомые с новейшими достижениями биологии и даже активно участвовавшие в изучении конкретных вопросов генетики и эволюционной теории, своими трудами ясно показывали, что для установления союза философии с естествознанием нужны «не мнимо материалистические формулы, не терминологический псевдомарксизм, а добросовестная, самостоятельная, включающая проникновение в самые специальные вопросы науки, упорная работа, направленная на расширение области применения марксистской методологии и ее плодотворности в применении к конкретному материалу естествознания».²⁰ В книге И.И.Агола предупреждалось: «Особым видом вульгаризации диалектического материализма являются попытки заменить им конкретное знание, что неизбежно ведет к формализму и схоластическим разглагольствованиям на тему, каким должно то или иное явление быть. Между тем задача науки – исследовать природу так, как она есть».²¹ Диалектический метод, подчеркивал Агол, не может и не должен заменить ни одной науки. У него нет готовых ответов на вопросы. Об опасности скатывания в пустую схоластику при философствовании, оторванном от реальных проблем науки, предупреждал в те годы и В.И.Вернадский.²²

Таким образом, поиск путей взаимодействия между философией и естествознанием проходил в нелегких условиях. Здесь проявлялись как тенденции игнорировать философию, растворить ее содержание в выводах теоретического естествознания, так и рецидивы натурфилософского навязывания естествознанию умозрительных схем. Встречались и попытки опровергнуть некоторые выдающиеся открытия в области естествознания, если их интерпретация или взгляды их авторов казались несовместимыми с диалектическим материализмом. Были и ошибки, обусловленные нежеланием отсечь идеалистические и агностические выводы тех или иных ученых от материалистического содержания их работ. Все это, конечно, мешало содружеству биологов и философов.

ЭВОЛЮЦИОННАЯ ТЕОРИЯ И ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ

В 1922 г. начал выходить журнал «Под знаменем марксизма». В первых двух его номерах были напечатаны письмо Л.Д.Троцкого, получившее впоследствии название «Внимание к теории», и статья В.И.Ленина «О значении воинствующего материализма».²³ Если Троцкий лишь в самом общем виде формулировал задачу журнала, определяемую его вкладом в материалистическое воспитание молодежи и, прежде всего, усвоением ею естественнонаучных концепций развития, то работа Ленина была программой в области философских проблем естествознания. Выдвинутая Лениным задача союза «воинствующих материалистов» с представителями современного естествознания создавала идейную предпосылку для развития исследований в области философских проблем биологии.

Интерес советских биологов и философов вызвала прежде всего проблема взаимодействия дарвинизма и марксизма. Это объясняется целым рядом причин: во-первых, известным замечанием К.Маркса об учении Ч.Дарвина как естественнонаучной основе развиваемых им взглядов на общество; во-вторых, сложившейся в марксизме традицией постоянного обращения к дарвинизму; в-третьих, широкой популярностью дарвинизма в нашей стране; в-четвертых, отмеченным уже выше положением, сложившимся к тому времени вокруг проблем эволюционной теории.

Уже на следующий год после публикации статей Ленина и Троцкого вышел сборник «Дарвинизм и марксизм», в котором, правда, были опубликованы в основном статьи зарубежных авторов (Вольтман, Дицген, Каутский, Лафарг и др.). Советские авторы были представлены двумя публикациями К.А.Тимирязева²⁴ и статьей В.Рожицына «Дарвинизм и марксизм». В предисловии к книге М.Равич-Черкасский писал: «...едва ли можно считать изучение марксизма не только законченным, но и вообще серьезным и достаточно глубоким, если не постичь хотя бы элементарно исторической и философской связи марксизма с дарвинизмом и последнего с гегельянством».

В центре первых публикаций по философским проблемам эволюционной теории стал вопрос о соответствии дарвинизма марксизму и о возможности применения теории Дарвина к объяснению общественных явлений.²⁶

С первых публикаций наметились диаметрально противоположные оценки дарвинизма. Ряд философов оценили его как метафизическую, плоскоэволюционную и даже идеалистическую концепцию (Бартенев, Боголепов, Попов-Подольский, Рожицын и др.). Теория естественного отбора критиковалась за абсолютизацию количественных изменений и случайности в эволюции, отрицание скачков и законов эволюции, непризнание диалектики прогрессивных и регрессивных преобразований организмов, за идеализм в трактовке происхождения человека и даже за скрытую телеологичность. Так, В. Сарабьянов уверял, что у Дарвина много положений, подталкивающих «его читателей к телеологическому мировоззрению».²⁷ Как показало будущее, особенно опасными оказались призывы названных авторов переработать «метафизический и идеалистический дарвинизм» на диалектико-материалистической основе. В качестве концепций, более соответствующих марксизму, они называли то мутационную теорию Г.де Фриза, то номогенез Л.С.Берга. Но чаще всего ею объявлялся механоламаркизм.

Стремление доказать значимость диалектического материализма для эволюционной теории вело к преувеличению аналогий, а иногда и к стиранию граней между дарвинизмом и марксизмом.²⁸ Делались попытки механистически прикладывать положения той или иной концепции к категориям и законам диалектики, подразделяя их на диалектические и метафизические.²⁹ «...В разработке философских проблем эволюционной теории стали появляться опасные тенденции некомпетентного вмешательства в науку некоторых философов-полузнаек и тесно связанного с ним догматизма и начетничества».

Подобные призывы и попытки «диалектизировать биологию» сразу встретили резкую отповедь.³¹ Они были названы вульгаризацией марксизма, обусловленной неумением за словами рассмотреть подлинную философскую основу той или иной концепции эволюции. Выступая против замены дарвинизма мутационизмом или номогенезом, И.И.Скворцов-Степанов саркастически заметил, что Сарабьянов и другие марксисты, «вообразив, что дело со скачками в современных биологических науках обстоит очень плохо, искали спасение у де Фриза и Берга».³²

Дискуссия о взаимодействии эволюционной теории и марксизма поднялась на качественно новый уровень в середине 20-х гг., когда в нее включилась целая группа философов и естествоиспытателей, получивших образование уже в годы советской власти (Агол, Дубинин, Левин, Поляков, Слепков, Финкельштейн и др.). Методология диалектического материализма привлекает внимание таких крупных ученых, как В.М.Бехтерев, Н.И.Вавилов, М.М.Завадовский, А.А.Любищев, И.П.Павлов, А.С.Серебровский. С каждым годом росло число работ по философским проблемам биологии.³³ В публикациях тех лет отражались различные взгляды на роль диалектического материализма в разработке проблем эволюционной теории. Был обеспечен плюрализм мнений. Само содержание споров показывало, что борьба за дарвинизм и борьба за диалектический метод в эволюционной теории – звенья одной цепи. Но эта мысль трудно пробивала себе дорогу в советской литературе и столь же трудно складывались основы союза диалектического материализма и эволюционной теории.

Громадная роль в раскрытии сущности дарвинизма принадлежит И.И.Аголу, Н.И.Вавилову, Н.П.Дубинину, Б.М.Козо-Полянскому, Н.К.Кольцову, С.Г.Левиту, М.Л.Левину, М.М.Местергази, И.М.Полякову, А.С.Серебровскому, В.Н.Слепкову и др. В их трудах³⁴ было показано, что, выдвинув теорию естественного отбора, Дарвин объяснил причины эволюции, происхождение органической целесообразности и многообразие живых форм. Успех дарвинизма обусловлен был прежде всего его материалистической трактовкой причин эволюции и раскрытием статистического характера причинности в эволюции жизни.

Особое внимание в те годы уделялось естественнонаучному объяснению Дарвина объективно существующей целесообразности в строении организмов, их взаимной приспособленности друг к другу и к окружающей среде. Постепенная аккумуляция полезных изменений в конечном итоге обеспечивает рост приспособленности группы организмов к условиям существования. Тем самым было доказано, что целесообразность носит всегда относительный характер, так как любое приспособление, созданное отбором, полезно только в конкретных условиях обитания. «Дарвин, – писал Агол, – вскрыл механизмы, ведущие к образованию целесообразных приспособлений в органическом мире, он не удалил их насильственно из сферы своих исследований, а своей теорией естественного отбора дал им разумное объяснение».³⁵

Отвечая на обвинения Дарвина в абсолютизации случайности и постепенности эволюции, в отрицании ее закономерного характера, названные авторы не раз доказывали несостоятельность подобных упреков. Напротив, в дарвинизме, как это было показано еще Энгельсом, продемонстрирована взаимосвязь случайности и необходимости. Неопределенная наследственная изменчивость возникает закономерно под влиянием внешних и внутренних факторов, но она случайна по отношению к будущим адаптивным преобразованиям, которые направляются естественным отбором. В силу статистического характера открытых Дарвином законов они «не дают возможность предвидеть единичный факт, но они позволяют предсказать результаты, относящиеся к большому числу аналогичных явлений».³⁶ Выполненный в работах Агола, Полякова, Серебровского и Слепкова анализ проблемы причинности в трудах Дарвина, его стихийной диалектики в трактовке случайности и необходимости имел методологически важное значение в дискуссиях со сторонниками популярных тогда концепций эволюции, построенных на положении о ее внутренней запрограммированности.

Столь же важен был их вывод о диалектической трактовке Дарвином соотношений прерывистости и непрерывности в эволюции. Дарвин не был сторонником вульгарного эволюционизма, как инкриминировалось ему это в работах В.Рожицына и В.Сарабьянова. Его учение о видообразовании раскрывало, как накопление мелких изменений ведет к возникновению нового качества. Эволюция понималась Дарвином как непрерывный процесс возникновения все новых и новых форм. Возникновение вида означало появление качественно нового способа адаптации к среде и было само по себе скачком в эволюции. Складываясь из мелких скачков, видообразование производит впечатление непрерывного ряда. Непрерывными кажутся и процессы дивергенции, ведущие к возрастанию сложности и целостности организмов и открывающие новые зоны существования жизни.

Советские биологи и философы уже в те годы обратили внимание на диалектический характер предложенного в дарвинизме решения проблемы о причинах эволюции. Было показано, что главными механизмами проявления и разрешения противоречий в эволюции являются внутривидовая конкуренция и отбор, которые влекут не только превращение внутривидовых взаимоотношений в межвидовые (т. е. превращение внутреннего во внешнее), но и зарождение все новых и новых типов противоречий. Дарвинизм, по мнению Агола и Слепкова, требует конкретно-исторического подхода к самим причинам и законам эволюции.

В работах Агола, Дубинина, Серебровского, Полякова, Слепкова и других отмечались и многие другие положения теории Дарвина, вскрывающие объективную диалектику органической эволюции: соотношение прогрессивных и регрессивных изменений, возможности и действительности, формы и содержания, части и целого. Все это обосновывало конечный вывод, что «всю великую мощь своего ума Дарвин отдал созданию и пропаганде материалистической диалектики в биологии».³⁷ И хотя диалектический материализм в учении Дарвина вырабатывался стихийно, его «теория последовательнее всех других проводила в биологии идеи материалистического эволюционизма, будучи решительно материалистической и диалектической по своему глубокому существу».³⁸

Аналогичных высказываний можно привести немало из публикаций тех лет. Вот почему многие считали, что учение Дарвина должно выполнять роль общебиологической методологии, подобно тому, как такую роль выполняет исторический материализм по отношению к общественным наукам. «Значение дарвинизма, – писал Агол, – заключается в установлении и разработке правильного метода исследования огромного фактического биологического материала. Дарвинизм есть прежде всего метод. Вот почему им занимается не только биология, но и философия».³⁹ Вместе с тем он показывал, что к очень серьезным ошибкам приводят попытки объявить дарвинизм универсальным методом и применять его за пределами биологии.

Подобные оценки дарвинизма вырабатывались в спорах с защитниками телеологических и механоламаркистских теорий эволюции. Многие из них имели сторонников и среди философов-марксистов. На первых порах особый интерес вызвали «Номогенез» (1922) Л.С.Берга и «Начала исторической биогенетики» (1924) Д.Н.Соболева. В этих концепциях были сведены главные возражения дарвинизму, выдвинутые за 60 лет его существования. В их основе лежало признание целесообразности изначальным свойством живого. Соответственно были сформулированы следующие положения: эволюция есть развертывание уже существующих зачатков; она строго направлена, так как наследственная изменчивость управляется строгими законами; эволюционные преобразования идут или скачкообразно под влиянием внутренних факторов, или постепенно под формообразующим действием географического ландшафта. Несколько позже А.А.Любищев предложил концепцию филогенетического преформизма, где наряду с идеями, близкими Бергу и Соболеву, предлагалось дополнить динамический подход в изучении организмов статическим и начать исследование закономерностей форм организмов.⁴⁰

Сразу после опубликования труды Берга и Соболева были подвергнуты критике со стороны многих биологов. Даже Филипченко, сочувственно относящийся к автогенезу, признавал уязвимость биологической аргументации Берга.⁴² В ряде работ дан и критический разбор философских основ номогенеза. Указывали на его близость витализму в трактовке органической целесообразности, признанной изначальным свойством жизни. Автор «Номогенеза» критиковался также за абсолютизацию необходимости и отрицание случайности в эволюции, за непризнание статистического характера детерминации эволюции, за абсолютизацию скачков и т.д.⁴³ Например, Агол, подводя итог критике номогенеза, считал, что закономерность у Берга получает идеалистическую окраску, «поскольку эта закономерность по сути дела есть только псевдоним имманентной телеологии».⁴⁴ Резко критиковались и те философы-марксисты (Рожницын, Сарабьянов), которые взгляды Берга на эволюцию поспешили объявить всецело соответствующими марксизму. Не получили поддержки и эволюционные взгляды Любищева, хотя он сам был уверен, что «филогенетический преформизм» стоит ближе к диалектическому материализму, чем любая другая гипотеза эволюции.

Идеологический характер критики Берга, Любищева и Соболева обусловливал их забвение на долгие годы. Фактически их взгляды стали первыми естественнонаучными концепциями в биологии, осужденными у нас в стране по идеологическим соображениям. Лишь с начала 70-х гг. стали возможны активные выступления в защиту воззрений Берга и Любищева.

Немного сторонников тогда имели и концепции мутационизма и гибридогене-за, хотя теория де Фриза и была с легкой руки Г.В.Плеханова вначале оценена в марксизме как новейшее естественнонаучное обоснование диалектического материализма.⁴⁵ Лишь отдельные элементы гибридогенеза и мутационизма можно встретить в работах Вавилова, Попова и Филипченко, опубликованных в 20-е гг. Но вскоре Вавилов выступил с критикой теории Бэтсона и Лотси, признав, что «единственную до настоящего времени научную материалистическую попытку объяснения эволюции представляет теория естественного отбора».⁴⁶ Были и резкие выступления против мутационизма. Так, Д.Гульбе утверждал, что в теории мутаций проблема причинности эволюции и другие решались виталистически, метафизически и даже идеалистически.⁴⁷ Но такая негативная оценка не нашла поддержки. Указывалось на близость теории де Фриза и дарвинизма в вопросах о роли крупных и мелких мутаций в эволюции, о наследственной изменчивости как материальной предпосылке отбора, о роли мутаций и отбора в эволюции.⁴⁸ Как показало дальнейшее развитие биологии, в целом был верным вывод И.М.Великанова, что теории де Фриза и Дарвина «не исключают друг друга, создавая стройную общую теорию развития органической жизни на Земле».⁴⁹

В отличие от номогенетических и мутационистских построений концепция механоламаркизма прочно укоренилась в нашей стране. Анализ причин широкого распространения механоламаркизма и дискуссий вокруг проблемы наследования приобретенных признаков дан в прекрасных работах А.Е.Гайсиновича, И.Т.Фролова и Л.Я.Бляхера.⁵⁰ Здесь в общих чертах отметим только, что в 20-е гг. в СССР прошла серия дискуссий, в которых многие философы и биологи стремились доказать неразрывную связь ламаркизма и марксизма. Это даже закрепилось в курьезной опечатке «ламарксизм». Отстаивали мысль о том, что «эволюция есть чистый эктогенез»,⁵¹ а «главным решающим фактором эволюции является среда», изменения которой «определяют направления эволюционного процесса, создают новые структуры и изменяют существующие».⁵²Эти положения оценивались как необходимые для признания причинной обусловленности эволюции, ее закономерного характера, единства организма и среды.⁵³ В работах Б.А.Келлера и П.В.Серебровского утверждалось, что переход длительных модификаций в наследственное изменение соответствует закону перехода количественных изменений в качественные.⁵⁴

В эти же годы разрабатывалась гипотеза эквивалентогенеза А.А.Еленкиным, в которой реставрировалась идея подвижного равновесия, когда развитие трактовалось как простое увеличение или уменьшение под влиянием внешней среды.⁵⁵ Продолжалась и начатая еще П.Ф.Лесгафтом и В.В.Половцевым линия на истолкование эволюционной идеи Ламарка как последовательно материалистической и на замалчивание телеологических сторон его построения.⁵⁶

Биологи-ламаркисты предприняли немало усилий, чтобы доказать существование прямого приспособления и наследования приобретенных признаков. Принципы механоламаркизма казались более очевидными и понятными широкому кругу биологов и философов, чем положения дарвинизма о причинах эволюции как сложном взаимодействии многих факторов, интегрируемом отбором.

Внешняя «доказательность» выводов экспериментального механоламаркизма использовалась «механицистами», которые наряду с другими новейшими достижениями естествознания (квантовая физика, теория относительности) отрицали и данные генетики как не укладывающиеся в механистическую картину мира (Боссэ, Варьяш, Перов).⁵ Симпатии к механоламаркизму просматриваются и в первых философских публикациях С.Г.Левита и В.Н.Слепкова.

В работах некоторых авторов наметилась тенденция использовать в качестве абсолютной истины и высказывания Энгельса об эволюционном значении прямого приспособления и наследования приобретенных признаков. В неприятии наследования приобретенных признаков ряд биологов, общественных деятелей и философов склонны были усматривать политические и классовые корни, заставляющие якобы противников механоламаркизма отрицать возможность воспитания всесторонне развитого человека из представителей рабочего класса и крестьянства. И хотя надуманность этих аргументов была не раз показана в работах Н.П.Дубинина, Н.К.Кольцова, А.С.Серебровского, Ю.А.Филипченко, ростки подобного упрощенного понимания взаимосвязи эволюционной теории и социальной практики не только не были искоренены, но и стали доминировать в рамках «творческого дарвинизма».

Встречались и попытки объединить механоламаркизм и дарвинизм, причем подобный синтез декларировался как конкретизация принципа единства противоположностей.⁵⁸ Так, Ф.Ф.Дучинский писал: «...синтетическое сочетание в дарвинизме основных идей Ламарка и принципа отбора Дарвина исключает всякую возможность противопоставлять друг другу ламаркизм и дарвинизм».⁵⁹Отказ от наследования приобретаемых признаков, по его мнению, означал ревизию дарвинизма, после которой невозможно последовательно материалистическое объяснение эволюции. «Должны будут подвергнуться переоценке и самые основы марксизма».⁶⁰ Гены представлялись ему какими-то таинственными существами, развивающимися по имманентным законам «совершенно независимо и обособленно от жизни организма, от всех окружающих их физико-химических условий телесной среды».⁶¹ В дилемме ламаркизм и дарвинизм усматривалось столкновение автогенетических и эктогенетических трактовок причин эволюции. За синтез ламаркизма и дарвинизма ратовали в те годы и некоторые старейшие отечественные биологи-эволюционисты.⁶²

Биологическая аргументация сторонников механоламаркизма была подвергнута обстоятельной критике.⁶³ Наряду с анализом фактических и теоретических основ механоламаркизма в ряде работ были рассмотрены и его философские положения. В книге Ю.Шакселя была сформулирована мысль о неизбежности перехода механистического по своей природе механоламаркизма в телеологию.⁶⁴ И.И.Агол подчеркивал, что ламаркизм «неизбежно вынужден встать на телеологическую точку зрения в объяснении процессов развития»,⁶⁵ так как, признавая целесообразность результатом непосредственного влияния среды на организмы, мы должны считать, что «организм есть система, реагирующая на внешние влияния так, как ему выгоднее всего в этих условиях реагировать».⁶⁶Поэтому он утверждал, что за ширмой материалистических терминов в ламаркизме скрывается «большой идеалистический и виталистический заряд». Механоламаркизм критиковался за стремление свести процесс эволюции к физико-химическим закономерностям.⁶⁷ Отвечая на обвинения механоламаркистов в отрыве аппарата наследственности от внешних условий, их критики подчеркивали, что именно механоламаркизм, «не считаясь с диалектикой фактов, рассматривает зародышевую плазму как идеальное зеркало, без изменения отражающее на потомках изменения, полученные предками в результате их приспособления к окружающей среде».⁶⁸

В опровержении механоламаркизма важную роль сыграли работы Н.П.Дубинина и А.С.Серебровского, где новейшие достижения генетики умело сочетались с философской аргументацией.⁶⁹ Серебровский вскрыл основную ошибку механоламаркизма, связанную со сведением эволюционного процесса, охватывающего группу организмов, к физиологическим процессам отдельной особи. Между тем массовые явления несводимы к единичным, так как здесь действуют принципиально различные типы закономерностей: статистические и динамические. Дубинин писал: «В области методологии ламаркизм является типичной механистической концепцией, в силу чего его представления о наследственной изменчивости и зависимости от влияния сомы и внешних условий обитания организма в корне ложны».⁷⁰ В связи с этим он считал недопустимым пытаться как-то синтезировать дарвинизм и ламаркизм.

Критика теоретико-методологических основ механоламаркизма способствовала тому, что ряд биологов и медиков, еще недавно истолковывавших идеи Ламарка в духе материализма, начали склоняться к позиции дарвинизма с признанием данных генетики (Еленкин, Комаров, Левит). В конце 20-х гг. многим казалось, что борьба с ламаркизмом закончилась. Так, М.М.Местергази писал: «У ламаркизма все в прошлом»,⁷¹ и утверждал, что борьба с ним может вестись только в научно-популярной литературе. Увы, этот прогноз не подтвердился. Но тогда всеобщее признание получила точка зрения, высказанная в редакционной статье первого номера журнала «Естествознание и марксизм» (1929). В ней именно теория Дарвина, а не Ламарка признавалась монолитной системой знаний, позволяющей решать сложные фундаментальные и практические проблемы. Большинство биологов и философов были убеждены: «Дарвинизм, базирующийся на данных генетики, дает наиболее приемлемое объяснение процесса органической эволюции».⁷² Вот почему проблема синтеза генетики и дарвинизма стала важной областью становления методологии диалектического материализма в биологии в середине 20-х – начале 30-х гг.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ГЕНЕТИКИ

Выше уже говорилось, что история философского осмысления достижений генетики не раз становилась предметом исследований в историко-научной и философской литературе.⁷³ Отмечалось, что ранние представления о закономерностях наследственности нередко истолковывались в духе абсолютизации неизменности генов, их независимости от внешних условий, мозаичного характера детерминируемых ими признаков организма. Это дало повод философам и биологам, далеким от генетики, расценивать ее теоретические обобщения как механистические и метафизические. Явное нежелание многих генетиков начала XX в. заниматься проблемами эволюции и открытое противопоставление своих открытий дарвинизму, казалось, подкрепляло такие оценки.⁷⁴ С критикой генетики особо резко выступали сторонники ламаркизма, среди которых вначале оказались даже те, кто впоследствии немало сделал для защиты генетиков от несправедливых обвинений (Левит, Слепков).⁷⁵ В начале 20-х гг., когда усилия искусственно получить мутации были безрезультатны, обвинения генетики в постулировании полной независимости генов от внешней среды и внутриорганизменных процессов казались справедливыми. К этому еще примешивались опасения, что генетика может задержать социальные преобразования в нашей стране (?).

Против таких нападок в начале 20-х гг. выступили многие крупные биологи.⁷⁶ Особо важны были работы А.С.Серебровского. Он показал, что противопоставление генетики марксизму основано на недоразумении, так как теория Менделя и Моргана является крупнейшим обобщением в области биологии, укрепляющим позиции материализма и дарвинизма. Исходя из новейших данных о наследственной изменчивости (мелкие мутации, полиплоидия, новообразования при гибридизации и т.д.), он писал, что генетика уже подошла к дарвиновскому пониманию эволюции и за истекшее после Дарвина время мы имеем только процесс углубления дарвинизма.⁷⁷ И хотя этот вывод опережал ход событий, исследования советских генетиков 20–30-х гг., лежащие в русле развития мировой науки, действительно ускоряли синтез дарвинизма и генетики. К фундаментальным работам мирового значения относится статья С.С.Четверикова.⁷⁸ В ней развивалось представление о популяции как элементарной саморегулирующейся единицы существования и эволюции вида. Четвериков вскрыл механизмы поддержания целостности популяций, проанализировал проблему комплексной детерминации ее преобразований, связал процессы изменения генетической структуры популяций с процессами видообразования. Высказанная Четвериковым гипотеза о насыщенности природных популяций мутациями была подтверждена в многочисленных исследованиях. В итоге снималось возражение дарвинизму об отсутствии достаточного материала для действия отбора и о невозможности статистической детерминации эволюционного процесса.

Статья Четверикова положила начало формированию представлений о целостности генотипа и о генетической структуре популяций. Выдвинутое им понятие «генетическая среда» подрывало идею об организме как мозаике признаков, детерминируемых отдельными генами. Было показано, что действие каждого гена зависит от всех других и его эффект контролируется всем генотипом и процессами его реализации в морфогенезе. Концепция «эффекта положения генов» хоронила представления о независимых генах, показав, что их проявление и участие в обменных процессах обусловлено положением в хромосоме. Тем самым в генетике утверждались принципы целостности и системности.

Для преодоления представлений об имманентности мутационного процесса большое значение имели исследования по искусственному мутагенезу. Уже в 1925 г. Г.А.Надсон и Г.С.Филиппов доказали многократное усиление мутационного процесса у низших грибов под воздействием рентгеновского облучения. Через два года классические опыты Г.Мёллера окончательно убедили мир в существовании внешних факторов мутагенеза. В дальнейшем в исследованиях Л.Н.Делоне, М.Е.Лобашева, И.А.Раппопорта, А.А.Сапегина, В.В.Сахарова и других по искусственному мутагенезу вырабатывались представления о специфичности воздействия отдельных факторов на мутационный процесс, о зависимости проявления мутаций от генетической среды, о закономерностях направленного мутагенеза и т.д. Все это способствовало устранению автогенеза из генетики.

Сформулированный Н.И.Вавиловым закон гомологической изменчивости (1920 г.) раскрывал зависимость внутривидовой изменчивости от исторически сложившейся организации вида. Тем самым опровергалось представление об абсолютной случайности мутационного процесса. В действительности он подчинялся закономерностям, определяющим темп и характер мутагенеза.

Наряду с исследованиями ученых многих стран (Бриджес, Дарлингтон, Морган, Стертевант и др.) советские генетики способствовали познанию материальных основ наследственности. В цитогенетических исследованиях Г.Д.Карпеченко, Г.А.Левитского, М.С.Навашина изучалась кариотипическая дифференциация видов, роль полиплоидии и гибридизации в преобразовании аппарата наследственности и возникновении новых органических форм. В работах А.С.Серебровского и Н.П.Дубинина была сформулирована концепция сложного строения гена и его делимости. Постепенно вырабатывались представления о том, что само строение аппарата наследственности и формы мутационной изменчивости являются результатами эволюции и находятся под контролем естественного отбора. Все это опровергало суждения о независимости генов и мутационного процесса от внешних факторов и внутриорганизменных процессов.

В те годы зародилось и стремление проникнуть в физико-химические процессы, обеспечивающие хранение, передачу и считывание наследственной информации. Еще в 1927 г. Н.К.Кольцов высказал гипотезу о хромосоме как гигантской молекуле, включающей в линейном порядке самовоспроизводящиеся единицы. Центральная мысль этой гипотезы о механизме образования новых молекул блестяще предвосхищала классическое открытие Д.Уотсона и Ф.Крика, удостоенное Нобелевской премии через четверть века после публикации Кольцова.

Таким образом, открытия советских генетиков составляли существенный вклад в развитие мировой науки и способствовали преодолению механистических недостатков раннегенетических взглядов. Вырабатывались представления о физико-химической природе наследственного вещества, о дискретном характере строения генов, о целостности генотипа, о связи процессов генетического уровня с процессами онтогенеза и видообразования и др. В работах И.И.Агола, Н.П.Дубинина, Н.И.Вавилова, С.Г.Левита, М.Л.Левина, А.С.Серебровского, В.Н.Слепкова и других содержались первые результаты философского осмысления перехода генетики на позиции методологии диалектического материализма.⁷⁹ Казалось очевидным, что дарвинизм и диалектический материализм подняты благодаря генетике «на более высокую ступень».⁸⁰ Отвергая идею о возможности некоего синтеза ламаркизма и генетики, Дубинин оценивал их как «два противостоящих мировоззрения, всякая попытка их синтеза может привести только к эклектике. Борьба между ними должна пройти до конца».⁸¹ Такая непримиримость к научным взглядам оппонентов, философско-идеологическая их оценка бумерангом впоследствии ударила по самой генетике. Буквально в тех же выражениях ее стали критиковать в 30–40-х гг., а в конечном счете заклеймили как полностью враждебную социализму на сессии ВАСХНИЛ (1948 г.).

Но тогда генетикам казалось, что борьба со сторонниками механоламаркизма, собственно, уже закончилась. Никто не мог предполагать, что вмешательство внешних по отношению к науке факторов в эту борьбу может оттянуть окончательную победу генетики в нашей стране на несколько десятилетий. Было еще неизвестно, что научные споры между ламаркистами и генетиками отнюдь не безразличны для Сталина, который в 1906 г. утверждал, что в биологии неодарвинизм должен уступить место неоламаркизму. Поэтому неудивительно, что именно по эволюционной теории и генетике были нанесены первые и самые сильные удары сторонников догматизма и упрощенчества в решении философских проблем биологии.

СУЩНОСТЬ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЖИЗНИ

В начале XX в. оживились дискуссии между приверженцами виталистического и механистического объяснения жизни. Активное участие в них приняли и советские марксисты, в работах которых рассматривались философские основы концепции энтелехии Г.Дриша, доминанты И.Рейнке, системы импульсов Я.Икскюля и др.⁸³ Анализируя виталистические концепции, И.И.Агол, М.М.Местергази, В.Н.Слепков и другие показывали неумение механистического материализма преодолеть витализм в биологии. Если витализм неизбежно ведет к эклектизму в объяснении жизни, то механистические объяснения Ф.Ле-Дантека, Ж.Леба, М.Л.Траубе, Г.Боссэ не позволяли отразить качественную специфичность жизненных процессов. Конечно, делались попытки вычленить рациональное из концепций витализма и механицизма. Прежде .всего это признание качественного своеобразия живых систем, их целостности. Вместе с тем жизнь базируется на физико-химических процессах, без изучения которых нельзя раскрыть ее сущность. «Жизнь, – писал Агол, – не простая арифметическая сумма составляющих ее процессов. Она – целостность, которая хотя в некоторой степени и зависит от характера составляющих ее частей, но не исчерпывается ими».⁸⁴

Особенность биологических явлений, как отмечалось в работах Агола, связана в первую очередь с уникальностью каждого биологического объекта. Точность опыта здесь зависит не только от методики, как в физике, но и от изменения самого объекта. «...Каждый организм есть не только продукт окружающих условий, но и является продуктом филогенетического развития».⁸⁵ Это вызывает дополнительные трудности в познании биологических объектов, где сложно вычленить непосредственные и опосредованные причины, главные и второстепенные факторы. Трудно здесь и разделить причины и следствия, которые переплетаются между собой и неоднократно меняются в процессе исторического развития. Возражая против сведения биологических процессов к физико-химическим, Агол подчеркивал, что анализ последних должен предшествовать познанию биологического объекта в его целостности.

Критикуя механицистов, Агол, Местергази и Финкельштейн подчеркивали, что они способствуют вульгаризации диалектико-материалистической методологии в глазах естествоиспытателей, превращая ее «из гибкого орудия научных исследований в тощую схемку, измеряющую все разнообразнейшие взаимоотношения и усложнения двумя-тремя формулами из механики».⁸⁶ Механика же может объяснять только механические процессы. Она непригодна даже для объяснения химических явлений, а тем более живых организмов. В связи с этим отмечалась необходимость при познании жизни учитывать эволюцию объективных законов природы.

В эти годы были популярны попытки очертить основные свойства жизни. Так, например, Н.К.Кольцов среди них называл обмен веществ и энергии, размножение, онтогенез, белковый состав клеток, процесс эволюции.⁸⁷ Во многих работах единство ассимиляции и диссимиляции называлось наиболее характерным свойством жизни. Отвергая взгляд на организм как сумму клеток, А.Г.Гурвич в эти годы разрабатывал идею о том, что организм есть единая координированная система, обладающая свойствами, несводимыми к свойствам составляющих ее частей.⁸⁸ Введенные им понятия «динамически преформированный морфогенез», а позднее «биологическое поле» и «клеточное поле»⁸⁹ признаны были показать зависимость формирующегося организма и его частей от результатов взаимодействия клеток.

Однако в условиях господства упрощенных представлений о диалектическом материализме идеи Гурвича были отвергнуты как идеалистические и виталистические. Значительный вклад в разработку представлений о неравновесном характере структуры протоплазмы и неразрывной связи энергетического и пластического обмена сделал Э.Бауэр.⁹⁰ Он попытался сформулировать принцип, отражающий самое существенное свойство жизни. В качестве такового называлась та специфика обмена веществ, когда непосредственным источником энергии для работы (жизнедеятельности) организма служит распад составных частей самого организма (диссимиляция). Питательные же вещества при ассимиляции принимают состояние и форму живой материи. Существенным для этого состояния было то, что оно непрерывно нарушается, и только за счет постоянного возобновления благодаря освобождающейся при распаде энергии поддерживается относительная устойчивость. Несколько позже это характерное свойство жизни Э.Бауэр назвал состоянием, соответствующим принципу «устойчивого неравновесия».⁹¹ На базе этого принципа он и попытался создать теоретическую биологию, которая по достоинству была оценена только в 70-х гг.

Принципиально новое понимание жизни было сформулировано в трудах В.И.Вернадского, для которого жизнь могла существовать в форме гигантской системы – биосферы, где живое вещество выполняет энергетические, геохимические и средообразующие функции, обеспечивающие сохранение и эволюцию организмов.⁹² Для описания целостности биосферы он ввел понятие «организованность». Вернадский предложил также новые подходы к изучению качественной специфики живого вещества, учитывающие особенности пространства и времени в биологических системах. В его трудах были намечены пути для изучения эволюции жизни как сложно сопряженного процесса, протекающего одновременно на разных уровнях организации жизни. «Эволюционный процесс живых веществ, – писал он, – непрерывно в течение всего геологического времени охватывает всю биосферу:и различным образом, менее резко, но сказывается на ее косных природных телах. Уже по одному этому мы можем и должны говорить об эволюционном процессе самой биосферы в целом».⁹³ Эволюцию геохимической структуры биосферы и ее энергетики Вернадский рассматривал как интегральный результат преобразований, происходящих на видовом уровне организации жизни. Подчеркивая необходимость исследовать переход эволюции видов в эволюцию биосферы, Вернадский вместе с тем ставил задачу учитывать и обратное влияние структуры биосферы и действующих в ней биогеохимических принципов на процессы видообразования. Стремясь связать эволюцию видов с эволюцией биосферы, Вернадский предложил изучать видообразование с точки зрения изменения не только морфологических и физиологических признаков организмов, но и изменения их веса, химического состава и геохимической энергии. В работах Вернадского развивались мысли о высокой устойчивости основных параметров и функций биосферы, которая представляет собой единство устойчивости и динамичности.

Эти идеи Вернадского, существенно обогатившие представление о сущности жизни, не получили должной оценки в 20–30-х гг. Более того, ряд философов (Деборин, Максимов, Новогрудский) выступили с резкой критикой биогеохимических работ Вернадского, обвиняя его в создании какой-то специфической формы витализма, названного ими геохимическим витализмом.⁹⁴ Вместо творческого использования положений Вернадского для обогащения диалектико-мате-риалистической концепции жизни они объявили их нематериалистическими и даже ненаучными. Несостоятельность таких обвинений была раскрыта в работах самого Вернадского.⁹⁵ Отвергая эти обвинения как ложные, Вернадский писал, что они высказаны «людьми, говорящими о том, чего они не знают, а углубиться во что они не желают. Углубиться, конечно, нелегко. Для этого необходим большой тяжелый труд».⁹⁶ Он возражал против попыток оценивать любые научные концепции с точки зрения соответствия или несоответствия их диалектическому материализму, предупреждал, что культивирование в философии лишь одного направления сдерживает «свободную мысль в искусственных пределах». Привилегированное положение диалектического материализма, прозорливо писал Вернадский, «приведет в нем самом к замиранию творческой философской мысли, как это всегда и неизбежно происходит со всеми охраняемыми – официальными – философскими учениями. Свободная мысль, – подчеркивал энциклопедист XX в., – есть основа философского творчества; она не терпит и не сносит оков».⁹⁷ Но в те годы эти слова оказались, к сожалению, не услышанными.

Отсутствие научно обоснованной теории происхождения жизни мешало познанию сущности биологической формы движения материи. В 1924 г. А.И.Опарин сформулировал гипотезу об образовании и последующей эволюции органических соединений, структур биоэнергетических и биохимических процессов, которые, вероятнее всего, протекали в период становления жизни на нашей планете.⁹⁸ Эта работа положила начало систематической разработке проблемы и впоследствии стимулировала многие экспериментальные и теоретические исследования.

Если в работах Опарина изучались причины и закономерности предбиологи-ческой эволюции, приведшей к возникновению первичных организмов, то Вернадским ставилась принципиально новая проблема – возникновение биосферы.⁹⁹ В противоположность глубоко укоренившимся представлениям о первичности организма и производности всех остальных уровней организации жизни Вернадский обосновывал идею о том, что жизнь с самого начала была сложной системой, в состав которой входили не только первичные виды, но и первичные биоценозы. Биосфера должна была сложиться как комплекс живых форм, способных выполнять разнообразные геохимические и энергетические функции в биосфере и поддерживавших целостность зарождающегося биотического круговорота. Долгое время эти оригинальные идеи оставались вне поля зрения ученых. Лишь в последние годы они были по достоинству оценены, так как стало ясно, что жизнь – это свойство, присущее биосфере в целом, а не отдельным организмам или скоплениям молекулярных соединений.

Таким образом, выполненный в 20–30-х гг. критический анализ концепций витализма и механицизма помогал выработке диалектико-материалистических представлений о сущности жизни. Но оставшийся без оппонентов диамат оказался не способным воспринять новаторские подходы Э.Бауэра, В.И.Вернадского, А.Г.Гурвича, которые были объявлены идеалистическими, виталистическими и метафизическими. Отвергалось практически все, что не укладывалось в рамки догматизированных представлений. Была забыта доказанная всей историей науки истина о совместимости науки практически с любой философской системой. Как писал Вернадский, «нет философии научной и ненаучной. Нет такой, которая совпадала бы в своих построениях с наукой, являлась бы для нее существенно более необходимой, чем другая».¹⁰⁰

БИОСОЦИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА

Среди дискуссий 20-х гг. поднимались и проблемы природы и происхождения психики и сознания, соотношения физиологического и психического, биологической эволюции человека и охраны его наследственности.¹⁰¹

Зоопсихологические исследования В.А.Вагнера, коллективная рефлексология В.М.Бехтерева, учение И.П.Павлова об условных рефлексах и регулирующей функции центральной нервной системы, теория доминанты А.А.Ухтомского создавали естественнонаучную основу для понимания сознания.

Для раскрытия закономерностей возникновения разумного поведения принципиальное значение имела небольшая книга А.Н.Северцева «Эволюция и психика» (1922). В ней анализ приспособительного значения поведения привел к пониманию взаимосвязи прогрессивной эволюции животных с эволюцией мозга и психики. В.А.Вагнер,¹⁰² рассмотрев основные этапы развития психики, обосновал идею о сопряженной эволюции инстинктивного поведения с эволюцией поведения разумного типа. Он указал, что синтез зоопсихологии с дарвинизмом приведет к созданию общебиологической теории поведения, построенной на принципах эволюционизма. Но реализация этой задачи в нашей стране задержалась на несколько десятилетий из-за негативного отношения к этологии.

В школах Павлова, Бехтерева и Ухтомского разрабатывались идеи о тесной связи психического и физиологического в целостном поведении. В послереволюционные годы были выполнены работы Павлова и его сотрудников по экспериментальным неврозам, типологии высшей нервной деятельности, ее изменчивости и наследственности, работы Бехтерева по онтогенетическому развитию и типологии поведения, серия работ Ухтомского о доминанте. Все это укрепляло материалистическое понимание психики как функции мозга. Раскрывая физиологические основания психики человека, они, естественно, не всегда предлагали конкретные научные средства для исследования социально-исторической детерминации сознания. Это было использовано для обвинения физиологов в механицизме, в биологизации психики и сознания, в дуализме при изучении психики, в сведении законов психики к законам механики, а сложного социального поведения к простым рефлексам и т. д.¹⁰³ Указывалось на недопустимость объяснять сугубо физиологическими процессами мораль, этику, нравственность, классовую борьбу,¹⁰⁴ как это делали некоторые последователи Бехтерева и Павлова. Возражая против дискуссий с навешиванием ярлыков, крупный физиолог А.Ф.Самойлов предупреждал: «Приемами такой ожесточенной полемики вряд ли можно будет водрузить знамя диалектики в современном естествознании. Для того чтобы достигнуть этой цели, нужно идти совершенно другим путем. Те марксисты, которые воодушевлены верою в силу диалектического метода в познании природы, если они при этом специалисты-естественники в какой-нибудь определенной области естествознания, должны на деле доказать, что они, применяя диалектическое мышление, диалектический метод, в состоянии пойти дальше, скорее, с меньшей затратой труда, чем те, которые идут иным путем».¹⁰⁵

Дискуссии вокруг проблем психики и сознания в конечном итоге сводились к задаче построить «диалектико-материалистическую психологию», которая якобы была бы свободна от недостатков ранее господствовавшей субъективной психологии.¹⁰⁶ Сами участники дискуссий порой характеризовали ее следующим образом:¹⁰⁷ Павлов не признает рефлексологию Бехтерева; Бехтерев не признает никакой психологии и обвиняет Корнилова в субъективизме; Корнилов обвиняет Павлова, Бехтерева и Енчмена в механистическом материализме, а Блон-ского в бихевиоризме; Челпанов упрекает Корнилова в незнании марксизма; Франкфурт уличает Павлова и Бехтерева в позитивизме и эклектике, а Челпанова в извращении марксизма; Троцкий в опытах Павлова видит путь к материализму; Бухарин в опоре на рефлексологию усматривает опасность агностицизма и позитивизма. В одних работах доказывалось, что коллективная рефлексология служит научной базой марксизма в объяснении индивидуального и общественного сознания. В других же трудах такой базой называли теорию рефлексов Сеченова, которая почему-то противопоставлялась учению Павлова. Много споров шло о том, как трактовать ту или иную естественнонаучную концепцию с точки зрения марксизма, что следует брать из них в качестве научного факта, а что должно быть отвергнуто как ошибочный мировоззренческий вывод. Участники дискуссий сходились только в одном: каждый считал, что именно его взгляды соответствуют марксизму.

В целом дискуссия была полезной. Не вдаваясь в подробности споров, которые уже анализировались в ряде работ по истории психологии,¹⁰⁸ отметим только, что за короткий срок было выдвинуто множество идей, способствующих в конечном итоге усилению материалистических тенденций в отечественной психологии. Были проанализированы бихеовиоризм, гештальтпсихология, психоанализ и т.д. Участники дискуссий были единодушны в признании психики свойством высокоразвитой материи и социальной обусловленности сознания, что открывало путь к комплексному изучению психики и сознания как целостного явления, детерминируемого биологическими и социальными факторами. Признав необходимость учений Бехтерева, Павлова и Ухтомского для изучения физиологических основ психики, участники дискуссий отвергли вместе с тем попытки Э.Енчмена растворить социальные черты личности в биологических процессах. Так, И.Орлов подчеркивал важность «при физиологическом исследовании принимать во внимание также субъективную, психологическую сторону вопроса; должен быть установлен тесный контакт между физиологическим и психологическим подходом».¹⁰⁹ Выработке понимания необходимости объективно-рефлексологических и субъективно-психологических методов в изучении сознания способствовала и многолетняя дискуссия вокруг концепции 3. Фрейда. В ходе ее высказывались диаметрально противоположные точки зрения: от полного отрицания научной значимости психоанализа до признания его естественнонаучной основой исторического материализма.¹¹⁰

В целом же советские физиологи, психологи и философы (Бехтерев, Блонский, Корнилов, Рейснер и др.) были в числе первых, кто вслед за классиками марксизма прокладывал путь к союзу биологии и философии в решении биосоциальных проблем. Благодаря их трудам было выработано правильное представление о том, что в объяснении психики и сознания необходимо учитывать различные направления физиологии и психологии: учение о рефлексах Павлова, рефлексологию Бехтерева, учение о парабиозе, бихевиоризм, сравнительную зоопсихологию и т. д.¹¹¹ Но, к сожалению, вскоре продуктивная мысль о необходимости опоры на опыт всей мировой психологии оказалась забытой. Особенно пагубно это сказалось в конце 30-х–40-х гг.

Ожесточенные дискуссии шли в 20-е гг. и по социальным аспектам генетики человека. Были организованы учреждения (Русское евгеническое общество, Бюро по евгенике АН СССР, Медико-генетический институт), в задачи которых входило изучение закономерностей наследственности человека. Активное участие в этих исследованиях приняли крупнейшие генетики Н.К.Кольцов, А.С.Серебровский, Ю.А.Филипченко. По их инициативе было начато изучение наследования ряда нормальных и аномальных признаков у человека, наследственной обусловленности интеллекта. Конечной их целью был поиск методов избавления человечества от наследственных заболеваний путем пропаганды евгенических знаний и консультации людей, вступающих в брак. В теоретических высказываниях сторонников евгеники встречались переоценка роли отбора в обществе и преувеличение значимости генетических факторов в детерминации социальных черт человека. На той стадии знаний о генетике человека было невозможно перейти к практическим мерам по охране генофонда человека. Но пионеры евгеники обещали вскоре разработать мероприятия, обеспечивающие ликвидацию наследственных болезней и улучшение природы человека.

Этот оптимизм в оценке возможностей еще только зарождающейся науки был вполне понятным. Но он дал повод для вздорных обвинений М.В.Волоцкого, Н.К.Кольцова, С.Г.Левита, А.С.Серебровского, Ю.А.Филипченко и их последователей в пропаганде человеконенавистнических взглядов, якобы совпадающих с расовыми построениями фашистов.¹¹³ Приверженцы вульгарно-социологических объяснений природы человека критиковали советских евгеников за биологизацию человека и общественных явлений. Их подлинные цели и высказывания искажались, а цитирование работ Кольцова и Филипченко велось и до сих пор дается в искаженном виде.¹¹⁴ В конечном итоге всякие генетико-медицинские и евгенические исследования в нашей стране были прекращены, что нанесло существенный вред познанию природы человека. Только в последние годы в ряде историко-научных и философских публикаций были сделаны шаги к восстановлению исторической истины,¹¹⁵ но всесторонний анализ евгенических работ в СССР и их значения для разработки подлинно научной концепции человека является еще задачей будущих исследований. Здесь же следует отметить, что евгеника была первым направлением в генетике, которое подверглось идеологическому осуждению и было практически запрещено, что дало основание для новых нападок на генетиков. Это тем более удивительно, что евгеника не обязательно связана с генетикой. Евгенических взглядов придерживались и такие неоламаркисты, как О.Гертвиг, Л.Плате и др.

ПРОБЛЕМА РЕГУЛЯЦИИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ МЕЖДУ ПРИРОДОЙ И ОБЩЕСТВОМ

В 1922 г. вышла книга Б.М.Козо-Полянского «Финал эволюции». В ней констатировалось, что в нашу эпоху совокупная мощь воздействия человека на органический мир чрезвычайно возросла. Рост численности населения, развитие производительных сил, приручение животных и окультуривание растений, распашка громадных территорий, создание пастбищ, вырубка лесов, индустриализация добычи морских животных – все эти и другие прямые и косвенные воздействия человека на дикоживущие виды и среду их обитания, по мнению автора, привели к тому, что биологическая эволюция как процесс природы завершилась. Человечество превратилось в единственный фактор эволюции организмов, которая возможна лишь под его прямым контролем.

В одном из первых откликов на эту книгу В.Н.Слепков справедливо отмечал, что сейчас под прямым контролем человека находится всего несколько сотен видов домашних животных и культурных растений.¹¹⁶ И если встать на точку зрения Козо-Полянского, то подавляющее большинство организмов обречено на вымирание, будучи не в состоянии адаптироваться к среде, преобразованной человеком. В действительности же это не так. «Эволюция не может прекратиться никогда. Она может только изменить свою форму».¹¹⁷ Необходим переход к эволюции органического мира, управляемой человеком.

Именно последняя идея стала лейтмотивом многих публикаций по проблеме взаимодействия человека с живой природой. Особенно подробно она была разработана в трудах В.И.Вернадского, который доказывал неизбежность перехода от стихийной эволюции к сознательному управлению эволюционным процессом.¹¹⁸ Вместе с тем он понимал, что в настоящий момент человек еще не способен к управлению эволюцией. Его воздействие на природу ведет к вымиранию видов, к разрыву устоявшихся биоценотических связей, а в конечном итоге к дестабилизации биогеохимического круговорота, что грозит существованию самого человека. Идея Вернадского о скорейшем переходе к управлению биосферными процессами была важным философским обобщением, возникшим на базе синтеза биогеохимии, эволюционной теории и истории науки. В настоящее время требования Вернадского о всесторонней планомерности воздействия человека на окружающую среду и учете его отдаленных последствий общепризнанны. Но тогда они остались практически незамеченными. Напротив, наибольшую популярность в те годы получили призывы к «покорению природы», не подкрепленные глубокими знаниями о закономерностях функционирования и эволюции биосферы. Осуществление этих призывов, в конечном счете, и привело к современному экологическому кризису.

Между тем в 20-х – начале 30-х гг. были выполнены важные экологические исследования, которые создавали естественнонаучную основу для рационального использования ресурсов окружающей среды. Интенсивно разрабатывались идеи о тесной взаимосвязи организмов в сообществах и о единстве биоценозов со средой обитания.¹¹⁹ Для понимания механизмов регуляции популяций и биоценозов большое значение имели опыты и наблюдения по борьбе за существование и динамике популяций.¹²⁰ Классические опыты В.Н.Сукачева показали регулирующее значение внутривидовой конкуренции у растений, а экспериментально-математические исследования Г.Ф.Гаузе вскрыли закономерности межвидовой конкуренции, взаимодействий хищник–жертва и т.д. Сравнительный анализ динамики численности различных видов животных был дан в работах С.А.Северцова.

Широкое развитие в те годы получили комплексные исследования экологических и генетических факторов внутривидовой дифференциации, получившие название генэкологии (Кашкаров, Розанова, Синская, Стачинский). Для выработки способов управления эволюцией органических форм трудно переоценить важность организованного Н.И.Вавиловым в 20-х гг. планомерного исследования закономерностей распространения генов в различных географических районах. Это невиданное по масштабу изучение генетического потенциала сельскохозяйственных растений и их диких родичей во много раз расширяло возможности селекции как по выбору исходного материала, так и по обнаружению новых хозяйственно полезных свойств и признаков. Опора на новейшие достижения генетики и эволюционной теории обеспечила создание сотен сортов растений и пород животных, выведенных в те годы в СССР трудами и при участии Е.А.Богданова, М.Ф.Иванова, Б.Н.Васина, Я.Л.Глембоцкого, П.Н.Константинова, Н.Н.Кулешова, П.М.Лисицына, Г.К.Мейстера, К.А.Сапегина, А.С.Серебровского, А.П.Шехурдина и мн. др. Труды Н.И.Вавилова и его последователей демонстрировали практическую значимость фундаментальных исследований, благодаря которым селекция превращалась в учение об эволюции, направляемой волей человека.¹²¹ В этих работах эффективно реализовался принцип единства теории и практики, выступающего критерием истинности того или иного естественнонаучного обобщения.

Таким образом, в дискуссиях 20-х гг. было сделано немало полезного для плодотворного сотрудничества философии и биологии. Были осуждены как нигилистическое отношение к философии, так и попытки возродить натурфилософию. Разработка методологических основ биологии была призвана, прежде всего, помочь решению конкретных проблем эволюционной теории, генетики, физиологии, экологии, этологии, биогеохимии, селекции. В то же время она вела к обогащению общей концепции развития и ее категориального аппарата. Разнообразные способы «диалектизации» биологии показали, «что не должно быть больше философов, которые не занимались бы хотя бы какой-либо конкретной наукой, диалектикой ее категорий и законов. Глубокомысленному пустословию должна быть объявлена решительная борьба. Покажите, что Вы знаете диалектику применением ее к конкретному предмету, – вот что должно неуклонно требовать у всякого, клянущегося именем диалектики».¹²²

Благоприятная обстановка, существовавшая в 20-е гг. в СССР, для ведения теоретико-биологических и философских исследований сделала Советский Союз притягательным центром для многих ученых. В этот период у нас работали ряд первоклассных биологов из других стран – Э.Бауэр, Д.Костов, Г.Мёллер, Ю.Шаксель и др., стоящих на позициях диалектического материализма.

Вместе с тем искоренение всех философских систем, за исключением диалектического материализма, неизбежно вело к репрессиям против многих научных направлений, ибо наука для своего нормального развития нуждается в результатах работы всей философской мысли, всех философских течений. И только будущее может оценить роль той или иной философской системы в развитии науки.

КРАХ «СОЮЗА» ФИЛОСОФИИ И БИОЛОГИИ В 30-Х ГГ.

«Великий перелом» и его влияние на разработку философских проблем биологии

Относительная свобода дискуссий по философским проблемам биологии в 20-е гг. объяснялась тем, что партийное руководство было занято поисками путей дальнейшего развития страны, а также борьбой за власть среди соратников Ленина. В этой борьбе в центре находились проблемы глобальной политики и экономики. Столкновения различных групп и течений в партии происходили не только на партийных собраниях, съездах, конференциях, но и выливались на страницы печати. На первых порах противники Сталина были достаточно сильны, чтобы не дать ему возможность установить единообразие во всех сферах общественной и духовной жизни. И хотя в дискуссиях по философским проблемам биологии также проглядывали стремления политизировать рассматриваемые вопросы, в целом они были вне контроля партийных органов.

Расправа с последними остатками открытой оппозиции сталинской гегемонии в партии позволила перейти к строгой регламентации всех сторон политической, экономической и духовной жизни общества. Провозглашенный Сталиным «великий перелом» на деле означал окончательное внедрение административно-командных и репрессивных методов управления. Недовольство заглушалось бесконечным повторением лозунгов о достигнутых победах и массовыми репрессиями против инакомыслящей интеллигенции, представители которой подвергались арестам и ссылкам. Как правильно пишет В.Костиков, коллективизация в сельском хозяйстве влекла за собой и «коллективизацию сознания, таланта, интеллекта». ¹²³ Не случайно в обращении (1932 г.) группы старых членов партии во главе с М.Рютиным говорилось: «Наука, литература, искусство низведены до уровня низких служанок и подпорок сталинского руководства».¹²⁴

Свои провалы в социалистическом строительстве Сталин и его сподвижники постарались объяснить сопротивлением со стороны интеллигенции.¹²⁵ В сфабрикованных процессах «Шахтинское дело», «Трудовая крестьянская партия», «Промпартия» были осуждены видные ученые и руководители промышленности. Начались аресты и ссылки крупнейших биологов (Кулешов, Левитский, Максимов, Писарев, Попов, Райков, Сапегин, Четвериков и др.). В этих условиях часть советских биологов не вернулась из заграничной командировки (Добржанский, Лепешкин, Тимофеев-Ресовский и др.).

Резкий поворот в разработке философских проблем биологии на границе 20–30-х гг. был обусловлен реализацией лозунга развернутого социалистического наступления на фронте науки.¹²⁶ Само содержание споров, развернувшихся в этот период и нашедших концентрированное выражение в работе Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научно-исследовательских учреждений (1929 г.), собрания Общества биологов-материалистов Коммунистической академии (1931 г.), а позднее в выступлениях на IV сессии ВАСХНИЛ (1936 г.) и в дискуссии по вопросам генетики и селекции, организованной редакцией журнала «Под знаменем марксизма» (1939 г.), ясно показывало, что творческое развитие диалектической методологии в биологии возможно только на базе новейших достижений генетики, эволюционной теории, физиологии, биогеоценологии, экологии, селекции и т.д.¹²⁷ Но, к сожалению, единство осуществлялось на практике лишь в работах самих биологов. Активное же творческое участие философов в этом процессе становилось невозможным.

Начало тотальному подавлению всякого инакомыслия в области философии было положено на Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных учреждений, состоявшейся 8–13 апреля 1929 г. Ход дискуссий по докладам О.Ю.Шмидта «Задачи марксистов в области естествознания» и А.М.Деборина «Современные проблемы философии марксизма», а также принятые резолюции показывали, что время дискуссий уходит в прошлое. Большая часть советских ученых была осуждена как идущая «на поводу „новейших" западных видоизменений идеализма и агностицизма» или как хранящая «традиции старого упрощенного материализма (механистического)». Механистические воззрения (Аксельрод, Варьяш, А.К.Тимирязев и др.) отвергались не столько по научным соображениям, сколько как проявление некоего философского ревизионизма (?), подменявшего якобы «диалектику вульгарным эволюционизмом, а материализм – позитивизмом, объективно препятствуя проникновению диалектического материализма в область естествознания».¹²⁸ Не пройдет и двух лет, как столь же грозные идеологические, а в тех условиях по существу и политические обвинения будут выдвинуты против «победителей» механицистов.

Уже в октябре 1930 г. состоялось заседание президиума Комакадемии, где обсуждался вопрос «О разногласиях на философском фронте». На нем А.М.Деборин, Н.А.Карев, И.К.Луппол, Я.Э.Стэн и другие были раскритикованы как недооценивающие ленинский этап в развитии марксистской философии и как теоретические прислужники троцкизма. Вскоре в дискуссию вступил сам Сталин, В декабре того же года на заседании партийной ячейки Института красной профессуры он потребовал: «Надо разворошить и перекопать весь навоз, который накопился в философии и естествознании (курсив наш. – Э.К.)».¹²⁹

Указание Сталина немедленно было принято к исполнению. Постановления ЦК ВКП(б). «О журнале «Под знаменем марксизма» и «О работе Комакадемии» ¹³⁰ положили конец сотрудничеству биологов и философов.

В них формулировалась задача беспощадной борьбы со всеми антимарксистскими и антиленинскими установками в философии, общественных и естественных науках. Постулированная неразрывная связь философских исследований с непосредственной практикой социалистического строительства создавала возможность для различных спекуляций и разгрома целых направлений в биологии, обвиненных в отрыве от практики социалистических преобразований в деревне, от борьбы за подъем урожайности и т.д.

В статье тогдашнего председателя президиума Общества биологов-марксистов Коммунистической академии Б.П.Токина, написанной совместно с М.С.Мицкевичем, подчеркивалось: «Нужна решительная борьба, разоблачение реакционных ,,теорий", отдельных научных работников, пытавшихся ограничить возможность вмешательства экспериментатора, исследователя в ход развития животных и растений, обосновывающих созерцательное, пассивное, любительское отношение к живой природе».¹³¹ Развернувшаяся в те годы борьба против так называемых «меньшевиствующих идеалистов» нанесла значительный урон исследованиям по философским проблемам биологии. Труды И.И.Агола, С.Г.Левита, М.Л.Левина, А.С.Серебровского были объявлены антимарксистскими. Им инкриминировались аполитичность, извращение марксистских положений о соотношении теории и практики, ревизия методологических установок Энгельса в области биологии, отождествление успехов теоретической биологии с успехами генетики и даже переход на позиции автогенеза и идеализма.¹³² Сторонники группы, окрещенные бессмысленным термином «меньшевиствующие идеалисты», были выведены из состава Коммунистической академии и редакций философских журналов «Под знаменем марксизма» и «Естествознание и марксизм», переименованного в «За марксистско-ленинское естествознание». Последний вскоре был закрыт. Перестал выходить и журнал «Проблемы марксизма». Для решения его судьбы оказалось достаточно одной фразы Сталина: «Здесь нет ни проблем, ни марксизма».

В резолюции, принятой на совместном заседании Института философии Коммунистической академии и Московской организации Общества воинствующих материалистов-диалектиков (24 мая 1930 г.), выдвигалась цель «подчинения наук о природе методологическому руководству марксизма»¹³³ и утверждалось, что вопросы, выдвинутые новейшим развитием естествознания, в том числе и биологией, могут быть решены только на базе диалектического материализма. Отсюда был один шаг до провозглашения марксистской философии верховным судьей в дискуссиях по проблемам биологических наук.

В эти же годы стало правилом переносить политические лозунги в область философских вопросов биологии, отождествление философии и политики. Сам принцип партийности философии был искажен.

Даже естествознание и математика были объявлены партийными. В результате абсурдного применения принципа партийности к биологии уже в начале 30-х гг. ряд крупных ученых были лишены возможности заниматься научными исследованиями и репрессированы. Впоследствии среди погибших в сталинских застенках оказались видные специалисты по философским проблемам биологии и медицины – И.И.Агол, Э.С.Бауэр, М.Л.Левин, С.Г.Левит, С.Ю.Семковский, В.Н.Слепков, Я.М.Урановский и др., а также крупные генетики и селекционеры – Н.И.Вавилов, Л.И.Говоров, Г.Д.Карпеченко, Г.А.Левитский, Г.К.Мейстер. Их место занимали, как правило, люди, не имевшие по существу ни биологических, ни философских знаний, но готовые к анализу любой естественнонаучной концепции с так называемых классовых позиций (Кольман, Митин, Презент и др.).¹³⁴ Суть ленинской идеи о необходимости союза философии марксизма и естествознания была фактически отвергнута. Анализ философских аспектов того или иного обобщения в биологии заменялся навешиванием ярлыков, беспардонным вмешательством в решение конкретных проблем биологии. Крупнейшие обобщения мирового значения шельмовались как буржуазные, вредительские, идеалистические, кулацкие, расистские, фашистские и т.п. Усилилось противопоставление советских исследований мировой науке.

Сам союз отныне трактовался не как содружество равноправных партнеров, а как идейная и методологическая гегемония примитивно понимаемого диалектического материализма.

Главным объектом критических нападок в те годы стала генетика. Причем если в 20-х гг. ее противники не отрицали теоретическое и практическое значение генетики, то отныне курс был взят на полную ликвидацию генетики. Печальным примером борьбы с авторами, придерживавшимися другой точки зрения, может служить статья Г.Ю.Яффе – члена президиума Общества биологов-марксистов Коммунистической академии, цель которой – «вскрыть чуждые нам философские тенденции в неодарвинизме».¹³⁵ Он уверяет, что методология махизма пронизывает все теоретические построения генетики и что «это кантианско-махистское учение о фенотипе и генотипе полностью принимается т. Аголом и другими представителями меньшевиствующего идеализма в биологии».¹³⁶Зародышевая плазма у Вейсмана, по мнению Яффе, играет роль души, которая наделяется активностью в отличие от пассивной сомы. Отсюда следуют обвинения генетиков в заигрывании с идеализмом и витализмом. Яффе уверяет, что все экспериментальные опровержения наследования приобретенных признаков негодны, так как строились исходя из философских позиций кантианства и махизма. «Когда дело доходит до вопросов наследования приобретенных признаков, тут забываются все общие рассуждения и догма неодарвинистов отстаивается с пеной у рта».¹³⁷ Он считает, что генетика тащит нас к неодарвинизму, проникнутому «мистикой, механистическими и математическими (?) тенденциями». И в заключение можно прочесть, что «неодарвинизм играет на руку интересам буржуазии в эпоху ее загнивания, в эпоху социалистической реконструкции, ибо неодарвинизм... тащит нас от методологии дарвинизма». Он требует от генетиков «пересмотра своих позиций и соответствующей критики реакционных тенденций неодарвинизма». Вряд ли стоило даже упоминать о подобных попытках осуществлять «союз философии и биологии», если бы подобный вздор в последующие тридцать лет не был бы повторен в сотнях философских работ.

Значительное место он занимал в статьях и выступлениях и других деятелей Комакадемии Б.П.Токина, В.С.Брандгендлера, П.П.Бондаренко, Р.Я.Янсона, а также начинающего свою карьеру в области философских проблем биологии И.И.Презента.¹⁴⁰

Подробные критические выступления сочетались с требованием реконструировать с позиций диалектического материализма саму биологию. В «Резолюции Общества биологов-материалистов Коммунистической академии» (24 марта 1931 г.) подчеркивалась необходимость «организовать разоблачение идеалистический концепций Гурвича, Любищева Беклемишева, Берга, Соболева и др., так же как и механистических школ и концепций Н.Кольцова, М.Завадовского, И.Павлова, П.Лазарева, А.Самойлова. Необходима борьба с ламаркистскими направлениями типа Богданова, Смирнова вместе с решительной борьбой против автогенетических концепций Филипченко и др., а также по существу автогенетических концепций Серебровского, Левита, Левина, Агола и др.».¹⁴¹Уже сам перечень фамилий показывает, что диалектический материализм противопоставлялся фактически всем наиболее крупным направлениям в теоретической биологии. Была создана специальная бригада для «углубленной проработки и критики школ Е.А.Богданова и А.С.Серебровского в составе: Брангендлера (бригадир), Серебровский, Коштоянц, Поздняков, Бондаренко, Власов, Богданов и Гершензон»,¹⁴² а также бригады: «а) По разбору работ Кольцова – в составе: Комисарук (бригадир), Баткис, Елизарова, Закгейм, Николаев, Конова, Муравейский, Морозова и Рохлина... в) по разбору работ Самойлова – в составе: Коштоянц (бригадир), Лифшиц, Бондаренко, Очаковская, Закгейм и товарищи от кафедры физиологии животных МГУ».¹⁴³ Аналогичные бригады создавались во всех научных исследовательских и учебных заведениях биологического профиля. В ходе проработок крупнейших ученых с позиций «диалектического материализма» их заставляли каяться в философских и идеологических ошибках. Так происходило насильственное «обращение» естествоиспытателей в сторонников догматизированного диалектического материализма. Это не только полностью извращало идею союза философов-марксистов и естествоиспытателей, но и окончательно вело к возведению конкретных биологических проблем, подлежащих экспериментальной проверке, в ранг философских, мировоззренческих и даже идеологических и политических. Более того, вскоре на сессии ВАСХНИЛ (1936 г.) Лысенко заявил даже, что для проверки правильности теории нужны не факты, а вера (?).¹⁴⁴ В этих условиях с ходу отвергался тезис о различии между естественнонаучной методологией и философией. Мысль о возможности стихийной «диалектизации» биологии была объявлена антимарксистской, а вместе с ней и тезис о дарвинизме как общей методологии биологии. Дарвинизм все чаще подвергался критике как плоско-эволюционная теория развития биологии.¹⁴⁵ Все это сказалось на развитии дарвинизма в нашей стране.

ДАРВИНОВСКИЕ ДНИ В 1932 Г.

Сложное положение теории Дарвина в СССР хорошо отразили юбилейные собрания и публикации, посвященные 50-летию со дня смерти английского ученого. Сам юбилей отмечался как веха большой политической значимости. Общий тон задавали статьи в центральных газетах «Известия» (18 апреля 1932 г.) и «Правда» (19 апреля 1932 г.). Главный пафос этих публикаций сводился к до-доказательству, что советская наука находится на небывалом подъеме, а зарубежная переживает глубокий кризис. «Современные ,,ученые”, – говорилось в «Правде», – поповские мракобесы, герои „обезьяних процессов”, социал-фашисты, пытающиеся найти в дарвиновском учении биологическое ,,оправдание” капитализму, организации погромов, расстрелов пролетариев, линчеванию – все эти сторожевые псы капитализма имеют единственную ,,теоретическую” задачу – спасение идущего ко дну капитализма». «Известия» призывали использовать дарвиновский юбилей для усиления «борьбы против религии и поповщины».

Наиболее крупными мероприятиями в эти дни стали торжественное совместное заседание Академии наук СССР, Комакадемии и ВАСХНИЛ (Москва, 19 апреля), совместное заседание Академии наук СССР, Ленинградского отделения Комакадемии и Общества биологов-марксистов (Ленинград, 21 апреля), совместное заседание Общества воинствующих материалистов-диалектиков и Общества биологов-марксистов (Ленинград, 19 апреля). На заседаниях выступили с докладами Н.И.Бухарин («Дарвинизм и марксизм» и «Дарвин и Маркс»), Н.И.Вавилов («Дарвин и его значение в истории биологических наук» и «Дарвин и его роль в развитии биологических наук»), Б.М.Завадовский («Дарвинизм и эволюционное учение»), М.А.Мензбир («Что дал науке Дарвин»), И.И.Презент («Учение Дарвина в свете марксистской критики»), Я.М.Урановский («Дарвинизм и классовая борьба»), Р.Э.Янсон («Пути развития дарвинизма в СССР») и др. Кроме того, опубликовано несколько десятков статей в биологических, философских и общенаучных журналах и сборниках.

При кажущемся внешне общем пиетете перед учением Дарвина статьи резко отличались по содержанию, стилю и научному уровню. Серьезный анализ общебиологического значения теории Дарвина, его роли в развитии отдельных отраслей биологии и селекции был дан в статьях Н.И.Вавилова, А.А.Борисяка, С.Н.Боголюбского, Б.Н.Вишневского, Е.В.Вульфа, Г.К.Мейстера и некоторых других биологов.¹⁴⁶ Статьи же, посвященные соотношению марксизма и дарвинизма, а также значению учения Дарвина для практики социалистического строительства, как правило, носили поверхностный характер, содержали неоправданные выпады против генетики, современного дарвинизма и всей зарубежной науки, были переполнены политическими лозунгами и бездоказательными утверждениями.' В качестве примера приведем лишь некоторые цитаты из статьи, в которой излагалась официальная точка зрения руководителей недавно реорганизованного Общества биологов-марксистов на пути развития дарвинизма в СССР.¹⁴⁸

Центральное место в статье занимает тезис о том, что классовая борьба вокруг проблем дарвинизма обострилась, приобретая «различные формы, начиная с оголтелого отрицания основ дарвинизма идеалистами и попами, кончая утонченными формами приспособления и использования слабых сторон дарвинизма в буржуазных целях».¹⁴⁹ Далее следовал дежурный перечень зверств буржуазии – от обезьяних процессов до линчевания негров. Исходя из сталинского тезиса об обострении классовой борьбы в СССР, авторы обрушиваются на сторонников неодарвинизма и классической генетики, которые якобы оторвались «от задач социалистического строительства и классовой борьбы пролетариата».¹⁵⁰ Их обвиняли даже в борьбе «с дарвинизмом в пользу реакционнейших „последних достижений биологии" вейсманистского типа (Агол и др.)».¹⁵¹ «Неодарвинизм... – по их оценке, приведенной в другой статье с аналогичным названием, – основываясь на метафизических обобщениях данных генетики, возрождает средневековую мистику преформизма».¹⁵² Политизируя всю борьбу против генетики и неодарвинистов, авторы называют их лагерем «буржуазной биологии», придерживающихся антиисторической, антидарвиновской и метафизической концепции. Для дальнейшего же развития дарвинизма, по их мнению, прежде всего требовалось преодолеть «обусловленные буржуазной ограниченностью и уровнем биологической науки недостатки Дарвина и на основе теоретического наследства Маркса, Энгельса и Ленина поднять биологию на новую высоту, соответствующую великим задачам построения социалистического общества в СССР и пролетарской революции всего мира».¹⁵³ И подобные призывы с удивительным однообразием повторялись в десятках, сотнях работ по философским проблемам дарвинизма.

Исключение составляет, пожалуй, только статья Н.И.Бухарина «Дарвинизм и марксизм»,¹⁵⁴ которая носила не столько юбилейный характер, сколько преследовала, по-видимому, цель защитить генетику и дарвинизм и продемонстрировать их практическое значение для социалистического хозяйства. Бухарин убедительно показал, что основное содержание дарвинизма – учение о естественном отборе выдержало проверку временем. Этому, прежде всего, способствовали достижения генетики, установившие, с одной стороны, независимость характера мутаций от будущих адаптации, а с другой – влияние внешних факторов на мутагенез. Особое значение он придавал закону гомологических рядов изменчивости Н.И.Вавилова, позволяющего расположить в стройную систему большое разнообразие органических форм и вскрывающего закономерный характер изменчивости.

Бухарин подчеркивал, что именно генетические открытия подвели под учение о естественном отборе надежную экспериментальную базу. Благодаря генетике, по его мнению, дарвинизм окончательно очистился от чуждого ему принципа наследования приобретенных признаков. Крупные генетические открытия Г.де Фриза, Г.Менделя, В.Иоганнсена, Т.Моргана, Н.И.Вавилова, по оценке Бухарина, не только не противоречат теории отбора, но должны «быть рассматриваемы как дальнейшее развитие дарвинизма». И этот вывод делался в те годы, когда менделизм и морганизм для многих обскурантов от марксизма уже стал бранной кличкой.

В статье Бухарина учение Дарвина характеризуется как «синтетическая теория эволюции».¹⁵⁶ Тем самым за десять лет до выхода в свет книги Дж.Хаксли «Эволюция. Современный синтез», с которой до сих пор связывают происхождение названия современного дарвинизма, Бухарин уже использовал этот термин.

В статье Бухарина присутствовали и характерные черты философских работ того времени. Здесь и обвинения Дарвина в отрицании всяческой роли крупных изменений, и рассуждения о кризисе буржуазной науки. Но подобные высказывания занимают относительно немного места. В целом статья является редким примером продуктивного философского осмысления итогов развития генетики и дарвинизма, выполненного в те годы с позиций марксизма-ленинизма. Высказанные в ней суждениям социальном генезисе теории и ее практическом значении, обоснование роли генетики в развитии дарвинизма, раскрытие синтетического характера современного дарвинизма актуальны и в наши дни.

ПЕРВЫЕ КОНТУРЫ «ТВОРЧЕСКОГО ДАРВИНИЗМА»

Оголтелая критика дарвинизма и генетики нуждалась в каком-то естественнонаучном и теоретическом обосновании. Им, казалось, мог стать механоламаркизм, который по своей направленности был близок многим тогдашним представителям марксистской философии. Но механоламаркизм официально был признан концепцией, подлежащей критике с позиций диалектического материализма. Его сторонники, опиравшиеся в своих работах на естественнонаучную аргументацию – А.П.Владимиров, Ю.М.Вермель, Б.С.Кузин, Е.С.Смирнов (некоторые из них были также арестованы), уже не участвовали в дискуссиях, вспыхнувших вновь вокруг проблемы наследования приобретенных признаков. Сама проблема, по мнению В.Л.Комарова, стала главным лозунгом в борьбе против генетики и дарвинизма,¹⁵⁷ которая постепенно стала превращаться в борьбу за «советский, творческий дарвинизм». Возникало целое антинаучное направление, определенное впоследствии лысенковщиной, или, точнее, распутинщиной в биологии. Его основой была отнюдь не гальванизация механо-ламаркизма XX в. Скорее, это был жоффруизм, базирующийся на натурфилософских представлениях.

Социальными же корнями его возникновения было исключительно тяжелое положение в нашей стране, сложившееся в результате «великого перелома». Насильственная коллективизация крестьянства привела к острой нехватке продуктов питания и гибели миллионов людей от голода. Выход усматривался в скорейшем получении высокоурожайных сортов растений и продуктивных пород животных, в нахождении каких-то чудодейственных агрономических приемов. В этих условиях на веру воспринимались широко разрекламированные обещания Т.Д.Лысенко и И.И.Презента о выведении новых сортов пшениц, превращении яровых сортов в озимые, о «расшатывании консервативной наследственности» и т.д. Газеты и общественные журналы в те годы открыто высказывали свои симпатии к демагогическим и безграмотным построениям Лысенко, усматривая в них некую передовую советскую науку. В 1935 г. его «борьба за яровизацию» получила публичную поддержку Сталина на Втором Всесоюзном съезде колхозников-ударников.

Слепая поддержка Лысенко необъяснима, конечно, только личной симпатией Сталина. Она связана, прежде всего, с авантюристической политикой в области сельского хозяйства, суть которой заключалась в том, чтобы, опираясь на сугубо административные методы, не только получать максимальное количество продукции, но и превратить сельскохозяйственное производство в основной источник бюджетных поступлений. И здесь никак не устраивали рекомендации генетиков, селекционеров, агрономов, почвоведов, опиравшихся на достижения современной науки. Они не только отвергались с ходу, но сама аппеляция к мировой науке воспринималась как доказательство изначальной ошибочности.

Утвердившееся тогда пренебрежение к законам общественного и экономического развития неизбежно вело к игнорированию и объективных законов природы.

Успеху Лысенко на первых порах способствовал и тот факт, что с конца 20-х гг. началась массовая подготовка научных кадров. Многие из вновь испеченных научных сотрудников не обладали необходимыми знаниями для самостоятельных суждений в научных проблемах и слепо шли за официально поддерживаемым Лысенко. Часть примкнула к нему из-за карьеристских соображений. Среди животноводов и растениеводов, так же как и среди зоологов и ботаников, оставались и сторонники наследования приобретенных признаков. Поэтому не все из них тогда могли увидеть общую антинаучную направленность его построений. И, наконец, многие из осужденных механицистов, например С.С.Перов, в поддержке Лысенко увидели шанс реванша за поражение в 20-х гг.

Основные положения концепции Лысенко и Презента не отличались новизной, а гальванизировали некоторые биологические представления первой половины XIX в., отвергнутые в ходе развития науки. Отрицалось существование материальных носителей наследственности, объявленной всеобщим внутренним свойством живой материи. Это свойство якобы равномерно распределено по всем молекулам и «крупинкам» клеток и состоит в требовании строго определенных условий, неизменность которых и обеспечивает сходство поколений. Изменения же внешних условий могут вызвать направленные целесообразные изменения наследственности, передаваемые потомкам. Рупором этого направления, в котором отрицалась относительная автономность организма, стал журнал «Яровизация». Для его сторонников было характерно стремление расправиться со своими противниками при помощи обвинений во вредительстве, пособничестве «врагам народа», в приверженности буржуазной науке, фашизму и т.д.

Массовые репрессии 30–40-х гг. были использованы для упрочения монополии Лысенко в биологических науках.¹⁵⁸ Не случайно кульминационные моменты его борьбы с инакомыслящими и наиболее крупные административные успехи в 30-х гг. (назначение на пост президента ВАСХНИЛ, на пост директора Института генетики АН СССР) совпадают по времени с периодами массовых репрессий против так называемых врагов народа, среди которых оказались и многие крупные генетики. Позднее, в 1948 г., позорная сессия ВАСХНИЛ проводилась в обстановке оголтелой борьбы против «космополитизма» и «низкопоклонства» перед зарубежной наукой.

В борьбе с генетикой сторонники Лысенко обрисовали контуры весьма своеобразной концепции эволюции. Ее создатели на словах еще аппелировали к дарвинизму, но в ней постепенно подвергались ревизии все основные стороны учения Дарвина. Теория естественного отбора критиковалась за «плоский эволюционизм», за отрицание качественных изменений и скачков в эволюции, «ползучий эмпиризм», отсутствие широких обобщений. Все эти нападки прикрывались диалектико-материалистической фразеологией.

Такая критика дарвинизма не могла не импонировать Сталину, который также считал, что «дарвинизм отвергает не только катаклизмы Кювье, но также и диалектически понятое развитие, включающее революцию».¹⁵⁹

Ареной ожесточенной борьбы генетиков и лысенковцов в 30-х гг. стали сессия ВАСХНИЛ в 1936 г. и совещание, организованное журналом «Под знаменем марксизма» в 1939 г.¹⁶⁰ С резкими обвинениями в адрес генетики и ее сторонников выступили кроме Лысенко Б.А.Келлер, Э.О.Кольман, Н.И.Нуждин, М.Б.Митин, С.С.Перов, П.Л.Юдин, П.Н.Яковлев. Однако их аргументация была полностью разбита в докладах и выступлениях С.А.Алиханяна, Н.И.Вавилова, Н.П.Дубинина, Ю.Я.Керкиса, В.С.Кирпичникова, Н.К.Кольцова, Г.Д.Карпеченко, Г.А.Левитского, П.И.Лисицына, М.М.Завадовского, П.Н.Константинова, Г.Мёллера, М.С.Навашина, А.С.Серебровского и др., показавших научную несостоятельность лысенковщины и механистические основы его методологии. В ряде выступлений был вскрыт и тот огромный экономический вред, который нанесло сельскому хозяйству декретируемое сверху внедрение в практику рекомендаций Лысенко.

Большинство ученых, имевших опыт селекционной работы, и авторы всемирно известных сортов культурных растений и пород животных выступили против Лысенко.¹⁶¹ За ним пошла в основном молодежь, не обладающая ни опытом селекционной работы, ни необходимыми знаниями в области генетики. Сам Лысенко, как известно, не создал ни одного сорта, «философы» оценивали его взгляды как передовые и соответствующие диалектическо-материалистической методологии в биологии. В работах по философским вопросам биологии в те годы было много напутано «и за материализм выдано то, что не является ни материализмом, ни идеализмом, а является сплошным невежеством в философии и полным шарлатанством в науке».¹⁶²

Уровень исследования по философским вопросам биологии резко упал в эти годы. С ликвидацией Института красной профессуры, Ассоциации естествознания при Коммунистической академии и журнала «За марксистско-ленинское естествознание» фактически исчезли центры координации этих работ. Концентрация внимания советских философов на комментировании высказываний Сталина также уводила от разработки насущных методологических вопросов естествознания. О резком падении интереса к философским вопросам биологии свидетельствует и тот факт, что с середины 30-х гг. на страницах журнала «Под знаменем марксизма» ежегодно появляется всего две-три работы. Чаще всего в них разбирались какие-то специальные проблемы биологии. Из участников дискуссий страницы журнала предоставлялись лишь сторонникам Лысенко. ¹⁶³ Отныне только в трудах биологов, не на словах, а на деле усвоивших методологию диалектического материализма, стала возможной дальнейшая разработка философских проблем биологии. Здесь особенно важными были работы П.Н.Анохина, Н.И.Вавилова, Н.П.Дубинина, М.М.Завадовского, А.А.Парамонова, В.Н.Сукачева, А.С.Серебровского, А.А.Ухтомского, И.И.Шмальгаузена и мн.др., которые при этом опирались на опыт всей мировой науки.¹⁶⁴ Но анализ их трудов выходит за рамки задач данной статьи.

Можно констатировать, что формировавшийся в 20-е гг. в нашей стране союз философии и биологии в конечном счете не состоялся из-за политизации и идеологизации всей научной жизни. В числе первых жертв этого процесса стали философские проблемы биологии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Осуществление принципа партийности естествознания и создание некой пролетарской биологии при монополии единственной философской системы привело к репрессиям (сперва научных направлений, а затем и их приверженцев). В 20-е гг. были осуждены по идеологическим мотивам такие направления эволюционной мысли, как номогенез, историческая биогенетика, филогенетический преформизм, эквивалентогенез и др. Вскоре по тем же мотивам были ликвидированы евгеника, медицинская генетика, генетическая педагогика, зоопсихология и этология, фитосоциология и т.д. Существенный вред был нанесен эволюционной теории, генетике, физиологии растений и животных, всему комплексу сельскохозяйственных наук. Не получили должного признания и оригинальные работы Э.Бауэра, В.И.Вернадского, А.Г.Гурвича. Как идеалистические были запрещены бихевиоризм, гештальтпсихология, фрейдизм и другие течения психологии.

На месте репрессированных научных направлений возникали лженаучные построения: «мичуринская генетика», «советский творческий дарвинизм», «клеточная теория» О.Б.Лепешинской, насильственное внедрение которых в практику биологических исследований отбрасывало нашу науку к натурфилософии. Декларируемая практическая направленность исследований фактически вела к авантюризму в селекции, луговодстве, животноводстве, в охране природы и использовании ее ресурсов. В сочетании с массовыми репрессиями биологов все это обусловливало отставание отечественных биологических исследований и разработку философских проблем биологии от мировой науки.

Кризисные явления в науке всецело порождены политической системой Сталина. В развитии биологии и ее философских проблем особо зловещую роль сыграли Вторая Всесоюзная конференция марксистско-ленинских учреждений (1929 г.), заседание президиума Комакадемии (октябрь 1930 г.), выступление Сталина в Институте красной профессуры (декабрь 1930 г.), постановления ЦКВКП(б) «О журнале ,,Под знаменем марксизма"» (1931 г.), «О работе Комакадемии» (1931 г.), «О педологических извращениях в системе наркомпросов» (1936 г.), сессия ВАСХНИЛ (1936 г.).

В стране утвердилось то ненормальное положение философии и науки, при котором декларируемая свобода мыслей и дискуссий на самом деле ограничивалась строгими рамками. Эти рамки устанавливались не научным сообществом, а постановлениями соответствующих органов, наделенных правом вынесения окончательного вердикта по философским и идеологическим аспектам научных теорий. Крупнейшие открытия западной науки отвергались, если они признавались не соответствующими установленным канонам. Мировая наука постоянно подвергалась проклятиям. Ученые лишались возможности свободно выражать философские воззрения и даже критиковать нелепости, если они признавались соответствующими методологии диалектического материализма.

Выполненный нами анализ приводит к следующим выводам:

недопустима монополизация какой-либо единой философской системы;

наука должна быть свободна от административных методов управления;

наука едина, она не делится ни по классам, ни по странам, ни по национальностям;

всякая попытка придать политический характер дискуссии свидетельствует о слабости научной аргументации;

активная пропаганда практической значимости своих исследований, как правило, исходит от тех, кто не имеет теоретических и фактических доказательств своих построений;

значимость той или иной научной и философской концепции доказывается не во внутренних дискуссиях, а в широкой апробации ее на мировом рынке научных идей и концепций.

В заключение я хотел бы поблагодарить сотрудников нашего сектора А.Б.Георгиевского, М.Д.Голубовского, Н.Л.Кременцова, М.Б.Конашева, С.А.Орлова за их ценные замечания по рукописи, а также Д.В.Лебедева, который взял на себя нелегкий труд ее редактирования.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Гайсинович А.Е.: 1) Зарождение генетики. М., 1967; 2) Из истории науки. У истоков советской генетики. I. Борьба с ламаркизмом: 1922–1927 гг. // Генетика. М., 1968. Т. 4, вып. 6; 3) Origin of soviet genetics and the struggle with lamarkism // J.Hist. Biol. 1980. № 13; Резник С. Н.И.Вавилов. М., 1968; Бляхер Л.Я. Проблема наследования приобретенных признаков. М., 1971.

² Фролов И.Т.. Генетика и диалектика. М., 1968.

³ Medvedev Zh. The rise and fall T.D.Lysenko. New York; London, 1969; Берг Р.. Суховей. Воспоминания генетика. Нью-Йорк, 1983. Поповский М. Дело академика Вавилова. Эрмитаж, 1986.

⁴ Алексеев А.П. Марксистско-ленинская философия и медицина в СССР. М., 1970; Ксенофонтов В.И. Диалектический материализм и научное познание. Л., 1981; Ильин А.Я., Мамзин А.С., Каправлова Т.И. Биология // История философии в СССР, М., 1985. Т. 5, кн. 1; Галл Я.М., Колчинский Э.И. Общая характеристика развития эволюционной теории в СССР // Развитие эволюционной теории в СССР. Л., 1983; Георгиевский А.Б., Колчинский Э.И. Дарвинизм и диалектический материализм // Филос. науки. 1985. № 1, и др.

⁵ Graham L. Science and phylosophy in the Soviet Union. N.Y., 1966; Joravsky D. The Lysenko affair. Cambridge, 1970; Lecourt D. Proletarian science? The case of Lysenko. London, 1977; Adams M. 1) Science, ideology and structure: the Kol'sov institute (1900–1970) // The social context of soviet science. Boulder, 1980; 2) Sergei Chetverikov, the Kol'sov institute, and the evolutionary synthesis // The evolutionary synthesis: perspective of the unification biology. Cambridge, 1981; Dobzhansky Th. The birth of the genetic theory of evolution in the Soviet in the 1920-s // The evolutionary synthesis: perspective on the unification biology. Cambridge, 1981, et al.

⁶ Александров В.Я. Трудные годы советской науки // Знание – сила. 1987. № 10, 12; Сойфер В.Н. Горький плод // Огонек. 1988. № 1, 2; Филатов В.П. Об истоках лысенковской «агробиологии» (опыт социально-философского анализа) // Вопр. философии. 1988. № 8; Ахундов M.Д., Баженов Л.Б. У истоков идеологизированной науки // Природа. 1989. № 2; Огурцов А. Подавление философии // Обществ. науки. 1989. № 3.

⁷ Вопр. истории естествознания и техники. 1987. № 4; 1988. № 1, 2.

⁸ Там же. 1988. № 3, 4.

⁹ Ярошевский М.Г. Выступление на «круглом столе» «Павловская сессия» // Вопр. истории естествознания и техники. 1988. № 3.

¹⁰ Подробнее см.: Развитие биологии в СССР. M., 1967; Развитие эволюционной теории в СССР. Л., 1983; Мирзоян Э.Н.: 1) Развитие учения о рекапитуляции. M., 1974; 2) Развитие основных концепций эволюционной гистологии. M., 1980; 3) Развитие сравнительно-эволюционной биохимии в СССР. M., 1983.

¹¹ Мамзин А.С. Очерки по методологии эволюционной теории. Л., 1974. С. 21.

¹² Костиков В. О «феномене Лоханкина» и русской интеллигенции // Огонек. 1988. № 49. С. 6; Волкогонов Д. Триумф и трагедия // Октябрь. 1988. № 11; Медведев Р. О Сталине о сталинщине: Исторические очерки // Знамя. 1989. № 1, 2.

¹³ Завадский К. M. Развитие эволюционной теории после Дарвина. Л., 1973.

¹⁴ Степанов И. Исторический материализм и современное естествознание. M., 1925. С.26.

¹⁵ Механистическое естествознание и диалектический материализм. Вологда, 1925. С.7.

¹⁶ Там же. С. 49.

¹⁷Минин С. Философию за борт // Под знаменем марксизма. 1922. № 5–6.

¹⁸ Деборин А. Энгельс и диалектика в биологии // Под знаменем марксизма. 1926.№ 1. С. 14–15.

¹⁹ См., например: Сапожников П. Новая победа диалектического материализма // Большевик. 1925. № 16. С. 90; Милонов К. Диалектика и философия (споры с механицистами вокруг «Диалектики природы» Энгельса) // Молодая гвардия. 1926. № 6.

²⁰ Наши задачи // Естествознание и марксизм. 1929. № 1. С. 15.

²¹ Агол И. Диалектический метод и эволюционная теория. M., 1930. С. 5–6.

²² Вернадский В.И. Записка о выборе члена Академии по отделу философия науки // Коммунист. 1988. № 18.

²³ Письмо тов. Л.Д.Троцкого // Под знаменем марксизма. 1922. № 1; Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. .45. С. 22–33.

²⁴ Это статья Тимирязева «Ч. Дарвин и К. Маркс», опубликованная впервые в 1919 г. (Пролетарская культура. № 9–10), и глава «Историческая биология и экономический материализм» из книги «Исторический метод в биологии» (1922).

²⁵ Равич-Черкасский M. Предисловие // Дарвинизм и марксизм. Харьков. 1923. С. 6.

²⁶ Попов-Подольский M..: 1) Современный антидарвинизм и марксизму // Коммунистическая мысль. 1923. № 6–7; 2) Пробный камень диалектики // Там же. № 12; Боголепов Л. Роль труда в изменчивости организма: К вопросу о диалектическом методе в биологии // Спутник коммуниста. 1923. № 22; Троцкий Л. Новое поколение Октября. M., 1924; Бартенев А.Н. К вопросу о старых и современных путях в биологии // Под знаменем марксизма. 1925. № 12.

²⁷ Сарабьянов В. Назревший вопрос // Спутник коммуниста. 1923. № 20. С. 234.

²⁸ Семковский С.Ю. Что такое марксизм (Дарвин и Маркс). Харьков, 1922; Гурев Д.А. Дарвинизм и марксизм. Гомель, 1924; Дучинский Ф.Ф. Эволюционное учение. M.; Л., 1924, и др.

²⁹ См., например: Гульбе Д.Г. Дарвинизм и теория мутаций с точки зрения диалектического материализма // Под знаменем марксизма. 1924. № 8–9; Градескул Н.А. Происхождение и развитие общественной жизни. Л., 1925. Т. 1; Островский К.К. Кто прав? // Преформизм и эпигенезис. Вологда,. 1926.

³⁰ Завадский К.M. Первые шаги эволюционной теории в СССР // Наука и техника: Вопросы истории и теории. 1972. Вып. 7. С. 6.

³¹ Бройдо Г. Дарвинизм и марксизм // Печать и революция. 1923. № 3; Даян Г. Дарвинизм и марксизм // Спутник коммунизма. 1923. № 21.

³² Степанов И. Диалектическое понимание природы – механистическое понимание // Под знаменем марксизма. 1925. №3. С.213.

³³ О нарастании интереса к философским проблемам биологии можно судить по журналу «Под знаменем марксизма». В первый год выхода журнала (1922) не было ни одной статьи по данной тематике. В 1923 г. опубликованы статьи Б.Е.Быховского и К.Н.Корнилова о психологии. В 1924–1925 гг. появляются статьи А.Н.Бартенева, Д.Гульбе, Ф.Ф.Дучинского, M.M.Завадовского по .философским проблемам эволюционной теории. Начиная с 1926 г. в течение последующих 5–6 лет число статей, затрагивающих философские проблемы эволюционной теории, физиологии, генетики, больше десяти. Не случайно в резолюции ЦК РКП (б) от 18 июня 1925 г. подчеркивалось: «Процесс проникновения диалектического материализма в совершенно новые области (биологию, психологию, естественные науки вообще) уже начался» (КПСС о культуре, просвещении и науке. M., 1963). С. 152.

³⁴ Дучинский Ф. Является ли дарвинизм тихогенезом? // Под знаменем марксизма. 1925. № 8–9; Козо-Полянский Б.M. Диалектика в биологии. Ростов-на-Дону; Краснодар, 1925; Деборин А. Энгельс и диалектика в биологии // Под знаменем марксизма, 1926. № 1–2, 3, 9–10; Слепков В.Н. Диалектический материализм и биология // Там же. 1927. № 10–11; Серебровский А.С. Опыт качественной характеристики процесса органической эволюции // Естествознание и марксизм. 1929. № 2; Местергази M.. Основные проблемы органической эволюции. M., 1930.

³⁵ Агол И. Диалектический метод и эволюционная теория. С. 39–40.

³⁸ Агол И. Проблема органической целесообразности // Естествознание и марксизм. 1930. № 1.

³⁷ Козо-Полянский Б.M. Диалектика в биологии. С. 39.

³⁸ Слепков В.Н. Диалектический материализм и биология. С. 261.

³⁹ Агол И. Диалектический метод и эволюционная теория. С. 144.

⁴⁰ Любищев А.А. Понятие эволюции и кризис эволюционизма // Изв. Биолог. НИИ при Перм. ун-те. 1925. Т. 4, вып. 4.

⁴¹ Шимкевич В.M. Новая фаза в развитии российского антидарвинизма // Экскурс. дело. 1922. № 4–6; Иванцов Н.А. Факторы эволюции. M.; Пг., 1923; Козо-Полянский Б.M. Последнее слово антидарвинизма. Краснодар, 1923; Талиев В.И. Организм, среда и приспособление. M.; Л., 1926.

⁴² Филипченко Ю.А. Эволюционная идея в биологии. М„ 1923.

⁴³ Козо-Полянский Б.M. Диалектика в биологии; Дучинский Ф. Является ли дарвинизм тихогенезом?; Агол И. Метафизика и диалектика в биологии // Под знаменем марксизма. 1926. № 3; Левит С.Г. Эволюционные теории в биологии и марксизму // Медицина и диалектический материализм. M., 1926; Слепков В. Витализм, механицизм и диалектика // Под знаменем марксизма. 1926, № 9–10.

⁴⁴ Агол И. Проблема органической целесообразности. С. 18.

⁴⁵ Плеханов Г.В. Избр. филос. произведения. M., 1957. Т. 3. С. 149–150.

⁴⁶ Вавилов Н. Роль Дарвина в развитии биологических наук // Учение Дарвина и марксизм-ленинизм. M., 1932. С. 68.

⁴⁷ Гульбе Д. Дарвинизм и теория мутаций с точки зрения диалектического материализма.

⁴⁸ Дучинский Ф. Дарвинизм и теория мутаций // Под знаменем марксизма. 1925. № 3.

⁴⁹ Великанов И.M. Теория мутаций в биологии // Медицина и диалектический материализм. М., 1926. С. 40.

⁵⁰ Бляхер Л.Я. Проблема наследования приобретенных признаков; Гайсинович А.Е. Зарождение и развитие генетики. M., 1988; Фролов И.Т. Философия и история генетики. M., 1988.

⁵¹ Смирнов Е.С., Вермель Ю.M., Кузин Б.С. Очерки по теории эволюции. M., 1924. С. 197.

⁵² Там же. С. 113, 197.

⁵³ Смирнов Е.С., Леонов Н.Д. Преформация или эпигенезис // Преформизм и эпигенезис. Вологда, 1926; Смирнов Е.С. Проблемы учения о наследственности // Естествознание и марксизм. 1929. № 2.

⁵⁴ Келлер Б.А. Растительный мир русских степей, полупустынь и пустынь. Воронеж, 1923; Серебровский П.В. Дарвинизм и учение об ортогенезе // Номогенез. M., 1928.

⁵⁵ Еленкин А.А. Закон подвижного равновесия в сожительствах и сообществах растений // Изв. Гл. ботан. сада РСФСР. 1921. Т. 20, вып. 2.

⁵⁶ Комаров В.Л. Ламарк. M.; Л., 1925.

⁵⁷ Механистическое естествознание и диалектический материализм. Вологда, 1925.

⁵⁸ Завадовский Б.M. Дарвинизм и марксизм. M., 1926.

⁵⁹ Дучинский Ф. Дарвинизм, ламаркизм и неодарвинизм // Под знаменем марксизма. 1926. № 7–8. С. 101.

⁶⁰ Там же. С. 106.

⁶¹ Там же. С. 121

⁶² Талиев В.И. Организм, среда и приспособление; Мензбир M. За Дарвина. M.; Л., 1927.

⁶³ Серебровский А.С. Происхождение видов в свете последарвиновского изучения изменчивости и наследственности // Происхождение животных и растений. M., 1924; Завадовский Б. Дарвинизм, ламаркизм и проблема наследования приобретенных признаков //Под знаменем марксизма. 1925. № 10–11; Морган Т.Г., Филипченко Ю.А. Наследственны ли приобретаемые признаки. Л., 1925; Добржанский Ф.Г. К вопросу о наследовании приобретенных признаков // Преформизм и эпигенезис. Вологда, 1926.

⁶⁴ Шаксель Ю. Биологические теории, и общественная жизнь. Л., 1926.

⁶⁵ Агол И. Диалектический метод и эволюционная теория. С.122.

⁶⁶ Там же.

⁶⁷ Серебровский А.С. Ортогенез П.В.Серебровского // Естествознание и марксизм. 1930: № 1.

⁶⁸ Финкельштейн Е.А. Жизнь как диалектический процесс. Харьков, 1928. С.108.

⁶⁹ Дубинин Н.П. Генетика и неоламаркизм // Естествознание и марксизм. 1929. № 4; Серебровский А.С. Опыт качественной характеристики процесса органической эволюции.

⁷⁰ Дубинин Н.П. Генетика и неоламаркизм. С. 89.

⁷¹ Местергази М. Основные проблемы органической эволюции. С. 153.

⁷² Там же. С. 154–155.

⁷³ Наряду с ранее цитированными работами Л.Я.Бляхера (1971), А.Е.Гайсиновича (1967, 1968, 1980, 1988) и И.Т.Фролова (1968, 1988) эти вопросы рассматривались в трудах Н.П.Дубинина «Вечное движение» (М., 1973), «Генетика: страницы истории» (Кишинев, 1988), И.Т.Фролова и С.А.Пастушного «Мендель, менделизм и диалектика» (М., 1977), Д.К.Беляева и П.Ф.Рокицкого «О некоторых методологических проблемах развития советской генетики» (Вопр. философии. 1977. № 2) и др.

⁷⁴ Завадский К. М. Развитие эволюционной теории после Дарвина.

⁷⁵ Слепков В. Наследственность и отбор у человека // Под знаменем марксизма. 1925. № 4; Левит С.Г. Эволюционные теории в биологии и марксизм.

⁷⁶ Северцов А.Н. Эволюция и психика. М., 1922; Талиев В.И. Основы ботаники в общебиологическом (эволюционном) изложении. М.; Л., 1922; Иванцов Н.А. Факторы эволюции; Козо-Полянский Б.М. Дарвинизм. Схема. Вологда, 1925; Добржанский Ф.Г. К вопросу о наследовании приобретенных признаков; Серебровский А.С. Теория наследственности Моргана и Менделя и марксизму // Под знаменем марксизма. 1926. № 3.

⁷⁷ Серебровский А.С. Происхождение видов в свете последарвиновского изучения изменчивости и наследственности.

⁷⁸ Четвериков С.С. О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики // Журн. эксперим. биологии. 1926. Сер. А. Т.2, вып. 1.

⁷⁹ Вавилов Н.И.: 1) Генетика // БСЭ. 1-е изд. 1929. Т. 15; 2) Географическая локализация генов пшениц на земном шаре // Под знаменем марксизма. 1929. №6; 3) Линнеевский вид как система. М.; Л., 1931; Дубинин Н.П. Природа и строение гена // Естествознание и марксизм. 1929. № 1; Агол И. Проблемы эволюционного учения // Под знаменем марксизма. 1930. № 4; Слепков В. Дарвинизм и марксизм. М., 1930 и др.

⁸⁰ Агол И. Диалектический метод и эволюционная теория. С.141.

⁸¹ Дубинин Н.П. Генетика и неоламаркизм. С.88.

⁸² Сталин И.В. Соч. Т.1. С.376.

⁸³ Агол И. Неовитализм и марксизм // Под знаменем марксизма. 1928. №3; Финкельштейн Е.А. Жизнь как диалектический процесс; Слепков В.Н. Диалектический материализм и биология; Местергази М. Основные проблемы органической эволюции.

⁸⁴ Агол И. Неовитализм и марксизм. С.237.

⁸⁵ Агол И. Метафизика и диалектика в биологии. С.143.

⁸⁶ Там же. С. 145.

⁸⁷ Кольцов Н.К.: 1) Жизнь // Научное слово. 1928. № 9; 2) Физико-химические основы морфологии. М., 1929.

⁸⁸ Gurwitsch A.G.: 1) Über den Begriff des embrionalen Felden // Arch. Entwicklungswelt. 1922. Bd 51, Hf 3–4; 2) Versuch einer synthetischen Biologie // Schaxel's Abhandl zur theoretische Biologie. 123, H 7; 3) Die gistologische Grundlagen der Biologie. Jena, 1930; 4) Метогенетическое излучение М., 1932.

⁸⁹ Гурвич А.Г. Теория биологического поля. М., 1944.

⁹⁰ Бауэр Э.С. Физические основы биологии. М., 1930; Бауэр Э., Брандгендлер В., Гринберг Г. Жизнь // БСЭ. 1-е изд. 1932. Т. 25.

⁹¹ Бауэр Э. Теоретическая биология. М.; Л., 1935. С. 21.

⁹² Вернадский В.И.: 1) Биосфера Л., 1926; 2) Очерки геохимии. М.; Л., 1927; 3) Эволюция видов и живое вещество // Природа. 1928. № 3.

⁹³ Вернадский В.И. Размышления натуралиста. М., 1977. Кн. 2. С. 18.

⁹⁴ Деборин А.М. Проблема времени в освещении акад. Вернадского // Изв. АН СССР. Сер. 7. 1932. № 4; Новогрудский Д. Геохимия и витализм // Под знаменем марксизма. 1931. № 7–8.

⁹⁵ Вернадский В.И. По поводу критических замечаний академика А.М.Деборина // Изв. АН СССР. Сер. Отд. мат. и естеств. наук. 1933. № 3.

⁹⁶ Там же. С. 406.

⁹⁷ Вернадский В.И. Записка о выборе члена Академии по отделу философских наук. С. 72.

⁹⁸ Опарин А.И. Происхождение жизни. М., 1924.

⁹⁹ Вернадский В.И. Об условиях происхождения жизни на Земле // Изв. АН СССР. Сер. 7. 1931. № 3, 5.

¹⁰⁰ Вернадский В.И. Записка о выборе члена Академии по отделу философия науки. С. 73.

¹⁰¹ Алексеев В.П. Марксистско-ленинская философия и медицина в СССР. М., 1970; Панов Е.Н. Этология – ее истоки, становление и место в исследовании поведения. М., 1975; Ефимов Ю.И. Философские проблемы теории антропосоциогенеза. Л., 1981.

¹⁰² Вагнер В.А. Этюды по сравнительной психологии. Возникновение и развитие психических способностей. Л., 1924–1928. Вып. 1–9.

¹⁰³ Фракфурт Ю.В.: 1) Рефлексология и марксизм. М.; Л., 1926; 2) Учение В.М.Бехтерева и марксизм // Под знаменем марксизма. 1928. №6; Пропплер Н.И. Рефлексологические направления в физиологии // За марксистско-ленинское естествознание. 1932. №3–4.

¹⁰⁴ Слепков В. Биология человека // Под знаменем марксизма. 1925. № 10–11; Сапир И.Д. Рефлексология и марксизм // Медицина и диалектический материализм. М., 1926; Агол И. Задачи марксистов-ленинцев в биологии // Под знаменем марксизма. 1930. №5.

¹⁰⁵ Самойлов А. Диалектика природы и естествознание // Под знаменем марксизма. 1926. № 4-5.

¹⁰⁶ Блонский П.П.: 1) Реформа науки. М., 1920; 2) Очерк научной психологии. М., 1921; Бехтерев В.М.: 1) Коллективная рефлексология. Пг., 1921; 2) Психология, рефлексология и марксизм. Л., 1925; Корнилов К.Н.: 1) Учение о реакциях человека с психологической точки зрения (реактология). М., 1922; 2) Современная психология и марксизм // Под знаменем марксизма. 1923. № 1; 3) Диалектический метод в психологии // Там же. 1924. № 1; Рейснер М.А. Проблемы психологии и теория исторического материализма // Вестн. Соц. академии. 1923. № 3; Иванов-Смоленский А.Г. Условные рефлексы // Молодая гвардия. 1924. № 4; Челпанов Г.: 1) Психология и марксизм. М., 1924; 2) Спинозизм и материализм: Итоги полемики о марксизме в психологии. М., 1927; Выготский Л.С. Сознание как проблема психологии поведения // Психология и марксизм. М.;Л., 1925; Психология и марксизм. М.; Л., 1925; Струмилин В. Марксизм в современной психологии // Под знаменем марксизма. 1926. № 4–5; Артемов В.А. Введение в социальную психологию. М., 1927; Боровский В.М.: 1) О бихевиоризме и материализме // Под знаменем марксизма. 1928. № 7– 8; 2) Роль инстинктов в поведении животных // Там же. 1929. № 2–3; Черановский Р. Рефлексология или психология? // Там же. 1928. № 9–10; Курманов Б. Рефлексология или психология // Там же. 1929. № 6; Рефлексология или психология. Л., 1929; Рефлексология и смежные направления. Л., 1930.

¹⁰⁷ См., например: Корнилов К. Современное состояние психологии в СССР // Под знаменем марксизма. 1927. № 10–11.

¹⁰⁸ Петровский А.В. История советской психологии. М., 1967; Ярошевский М.Г.: 1) Психология XX века. М., 1971; 2) История психологии М., 1985; Будилова Е.А., Абульханова-Славская К.А. Психология // История философии в СССР. М., 1985. Т. 5.

¹⁰⁹ Орлов И. Об объективном изучении синтетической деятельности мозга // Под знаменем марксизма. 1928. № 12. С. 180.

¹¹⁰ Быковский Б.: 1) О методологических основаниях психоаналитического учения Фрейда // Под знаменем марксизма. 1923. № 11–12; 2) Генеономические воззрения Фрейда // Там же. 1926. № 9–10; Юринец В. Фрейдизм и марксизм // Там же. 1924. № 8–9; Сапир И. Фрейдизм и марксизм // Там же. 1926. № 11; Рейх В. Психоанализ как естественнонаучная дисциплина // Естество-знание и марксизм. 1929. № 4, и др.

¹¹¹ Наши задачи // Естествознание и марксизм. 1929. № 1.

¹¹² Филипченко Ю.А.: 1) Что такое евгеника? Пг., 1921; 2) Как наследуются различные особенности человека. Пг., 1921; 3) Наши выдающиеся ученые // Изв. Бюро по евгенике. 1922. № 1; 4) Пути улучшения человеческого рода. Евгеника. Л., 1924; 5) Интеллигенция и таланты // Изв. Бюро по евгенике. 1925. № 3; Кольцов Н.К.: 1) Улучшение человеческой породы. М., 1923; 2) Родословные наших выдвиженцев // Рус. евген. журн. 1926. Т. 4, вып. 3–4; Юдин Т.И. Евгеника. М., 1924; Серебровский А.С. Антропогенетика и евгеника в социалистическом обществе // Медико-биолог. журн. 1929. Вып. 5.

^113.Презент И.И. Классовая борьба на естественнонаучном фронте М.; Л., 1932. Кольман Э. Черносотенный бред фашизма и наша медико-биологическая наука // Под знаменем марксизма. 1936. №11; Бах А.Н., Келлер Б.А. и др. Лжеученым не место в Академии наук // Правда. 1939. 11 янв.

¹¹⁴ Иоганзен Б.Г., Логачев Е.Д. Основная дискуссионная биологическая проблема XX века. Кемерово. 1987.

¹¹⁵ Эфроимсон В.Н. Введение в медицинскую генетику. М., 1968; Канаев И.И. О работах Медико-генетического института имени М. Горького // Наука и техника: Вопр. истории и теории. Л., 1973. Вып. 8; Астауров Б.Л., Рокицкий П.Ф. Николай Константинович Кольцов. М., 1975; Беляев Д.К., Рокицкий П.Ф. О некоторых методологических проблемах в развитии советской генетики // Вопр. философии. 1977. № 3; Медведев Н.Н. Юрий Александрович Филипченко. М., 1978.

¹¹⁶ Слепков В.Н. Диалектический материализм и биология.

¹¹⁷ Там же. С.257.

¹¹⁸ Вернадский В.И.: 1) Очерки геохимии; 2) О геохимических постоянных культурных растениях // Докл. АН СССР. 1929. № 2.

¹¹⁹ Пачоский И.К. Основы фитосоциологии. Херсон, 1921; Сукачев В.Н. Растительные сообщества: Введение в фитосоциологию. М., 1928; Кашкаров Д.Н. Среда и сообщество М., 1933, и др.

¹²⁰ Подробнее см.: Галл Я.М. Борьба за существование как фактор эволюции. Л., 1976.

¹²¹ Вавилов Н.И.: 1) Селекция как наука. М.; Л., 1934; 2) Ботанико-географические основы селекции. М.; Л., 1935; 3) Теоретические основы селекции растений. М.; Л., 1935–1937. Т. 1–3, и др.

¹²² Новый этап // Под знаменем марксизма. 1929. № 5. С.5.

¹²³ Костиков В. О «феномене Лоханкина» и русской интеллигенции. С.7.

¹²⁴ Рютин М. Ко всем членам ВКП(б) // Юность. 1988. №11. С.24.

¹²⁵ Волков Г. Вознесение: О том, как Сталин сделался великим философом // Сов. культура. 1988. 7 июня.

¹²⁶ Труды Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научно-исследовательских учреждений. М., 1929, 1930. Вып. 1, 2; Против механистического материализма и меньшевиствующего идеализма в биологии. М., 1931; Спорные вопросы генетики и селекции. М.; Л., 1937; Спорные вопросы генетики и селекции: Общий обзор совещания // Под знаменем марксизма. 1939. № 11.

¹²⁷ Задачи марксистов в области естествознания. М., 1930. Вып.2. С.126.

¹²⁸ Резолюция Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научно-исследовательских учреждений // Под знаменем марксизма. 1930. № 5. С.7.

¹²⁹ Цит. по: Волкогонов Д. Триумф и трагедия // Октябрь. 1988. № 11. С.69.

¹³⁰ О журнале «Под знаменем марксизма»: Постановление ЦК ВКП(б) от 25 января 1931 г. // Справочник партийного работника. М., 1934. Вып.8. С.340; О работе Комакадемии: Постановление ЦК ВКП(б) от 15 марта 1931 г. // Там же. С.340–342.

¹³¹ Мицкевич М., Токин Б. Эволюционную науку на службу соцстроительства // Учение Ч. Дарвина и марксизм-ленинизм, М., 1932. С.127.

¹³² За партийность в философии и естествознании // Естествознание и марксизм. 1930. № 2–3; Митин М.Б.: 1) К итогам философских дискуссий // Под знаменем марксизма. 1930. № 10–12; 2) Разногласия на философском фронте. М.; Л., 1931; 3) За поворот на фронте естествознания. М.; Л., 1931; 4) Против механистического материализма и меньшевиствующего идеализма. М.; Л., 1931; Вайсберг И. Борьба на два фронта по коренным проблемам дарвинизма // Проблемы марксизма. 1932. № 4–5, и др.

¹³³ Об итогах и новых задачах на философском фронте // Под знаменем марксизма. 1930. № 4. С.6.

¹³⁴ Королев С. Человек на вышке // Сов. культура. 1988. 17 сент.

¹³⁵ Яффе Г. Философские основы неодарвинизма // Под знаменем марксизма. 1932. № 7–8. С.196.

¹³⁶ Там же. С.221.

¹³⁷ Там же. С.227.

¹³⁸ Там же. С.236.

¹³⁹ Там же. С.237.

¹⁴⁰ Бондаренко П., Брандгедлер В., Валескалн П., Токин В. К 50-летию со дня смерти Чарльза Дарвина // Учение Ч.Дарвина и марксизм-ленинизм. М., 1932; Презент И.И. Основные черты учения Дарвина // Природа. 1932. № 6–7.

¹⁴¹ Против механистического материализма и меньшевиствующего идеализма в биологии. М.;Л., 1931. С.89.

¹⁴² Там же. С.92–93.

¹⁴³ Там же. С.93.

¹⁴⁴ Спорные вопросы генетики и селекции.

¹⁴⁵ Анализ научной и философской стороны этих дискуссий содержится в книге И.Т.Фролова «Философия и история генетики».

¹⁴⁶ Вавилов Н.И.: 1) Роль Дарвина в развитии биологических науку // Природа. 1932. № 6–7; 2) Советская наука и изучение проблемы происхождения домашних животных // Там же; Борисяк А.А. Ч.Дарвин и геологическая летопись // Там же; Вульф Е.В. Дарвин и ботаническая география // Там же; Боголюбский С.Н. Дарвин и эволюция домашних животных // Там же; Вишневский Б.Н. Дарвин и вопросы антропогёнеза // Там же; Мейстер, Верушкин. Дарвинизм и селекция // Учение Ч.Дарвина и марксизм-ленинизм. М., 1932, и др.

¹⁴⁷ Кольман Э. О К.Марксе и Ч.Дарвине // Учение Ч. Дарвина и марксизм-ленинизм. М., 1932; Валескалн П. Учение Дарвина в опенке Маркса, Энгельса и Ленина // Там же; Левит С. Дарвинизм, расовый шовинизм и социал фашизм // Там же; Новинский И. Дарвинизм в оценке марксизма-ленинизма // 3а марксистско-ленинское естествознание. 1932. № 2; Келлер Б.А. Дарвин в стране строящегося социализма // Природа. 1932. № 6–7, и др.

¹⁴⁸ Бондаренко П.П., Брандгедлер В.С., Валескалн П.И., Токин Б.П. К пятидесятилетию со дня смерти Чарльза Дарвина // 3а марксистско-ленинское естествознание. 1932. № 2.

¹⁴⁹ Там же. С.16.

¹⁵⁰ Там же. С.17.

¹⁵¹ Там же.

¹⁵² Бондаренко П., Брандгедлер, В., Валескалн П., Токин Б.. К 50-летию со дня смерти Чарльза Дарвина. С.28.

¹⁵³ Бондаренко П.П., Брандгедлер В.С., Валескалн. П.И., Токин Б.П. К пятидесятилетию со дня смерти Чарльза Дарвина. С.18.

¹⁵⁴ Бухарин Н.И. Дарвинизм и марксизму/Учение Ч. Дарвина и марксизм-ленинизм. М., 1932.

¹⁵⁵ Там же. С.47.

¹⁵⁶ Там же.

¹⁵⁷ Комаров В.Л. Ламарк и его научное значение // Ламарк. Философия зоологии. Л., 1935. Т.1.

¹⁵⁸ Подробнее см.: Medvedev Zh. The rise and fall T.D.Lysenko. New York, London, 1969.

¹⁵⁹ Сталин И.В. Соч. Т.1. С.306.

¹⁶⁰ Спорные вопросы генетики и селекции. М.; Л., 1937; Спорные вопросы генетики и селекции: Общий обзор совещания.

¹⁶¹ К сожалению, в эти годы генетики и селекционеры не были поддержаны биологами других специальностей. Как сказал автору В.Я.Александров: активный борец с лысенковщиной в 50-е гг.: «Тогда пожар был у соседей. Мы им сочувствовали, но не помогали». Только после войны для всех стало ясно, что Лысенко губит не только генетику, но и всю отечественную биологию.

¹⁶² Любищев А.А. Мысли о многом. 1957. С.55. (Рукопись).

¹⁶³ См., например: Завадовский Б. За перестройку генетической науки // Под знаменем марксизма. 1937. № 2; Лысенко Т. Проблемы селекции и генетики // Там же.

¹⁶⁴ Завадский К.М. Синтетическая теория эволюции и диалектический материализм // Современные проблемы эволюционной теории. М., 1971. Вып. 2; Галл Я.М., Колчинский Э.И. Общая характеристика развития эволюционной теории в СССР; Георгиевский А.Б., Колчинский Э.И. Дарвинизм и диалектический материализм.

Источник: Э.И.Колчинский. Несостоявшийся «союз» философии и биологии (20–30-е гг.)
// Репрессированная наука. Л.: Наука, 1991, с.34-70.