ПРЕДИСЛОВИЕ

Представить себе все бедствия «репрессированной науки» чрезвычайно трудно. Дело ведь не только в том, что отдельные ученые или отдельные направления в науке подверглись гонениям, запрещениям, уничтожению... Гонениям и репрессиям сопутствовали бедствия еще более широкие.

В науке насаждалось представление, что с самого начала исследования может быть правилен только один путь, одно истинное направление, одна научная школа и, разумеется, только один главный ученый, «вождь» своей науки. Иными словами, наука развивалась (если это можно назвать развитием) под давлением мысли об изначальной правильности одного направления и неправильности всех остальных. И это «правильное» направление, выбранное по чисто внешним признакам, объявлялось подлинно марксистским. Тогда не было и не могло быть предположения, что научная истина рождается где-то на перекрестке путей, где-то посередине или в совсем особой, другой области. Предопределенность истины считалась неоспоримой – особенно в общественных науках, но не только в них.

Поэтому создавалось представление о поисках истины как о поисках уже чего-то имеющегося, как выбор заранее существующих точек зрения. И этот выбор должен был делаться по политическим соображениям часто самого схоластического характера. Наука, общественные дисциплины в особенности, политизировалась и схематизировалась до предела. По существу всем этим отвергалась самая возможность открытий в науке. Частные исследования, хотя прямо и не запрещались, но и не одобрялись. Роль в науке неожиданностей, а также выводов «непредсказанных», вытекающих из экспериментов, рукописных источников, из незаинтересованных соображений и т.д., игнорировалась. Предполагалось, что в науке следует «доказывать» (точнее говоря, подбирать доказательства) для уже заранее определенной по политическим соображениям точки зрения. Считалось непреложным, что в науке действуют две противостоящие воли: одна классово-приемлемая и другая классово-враждебная этой первой – соответствующей пролетарской идеологии. Отсюда стремление увидеть в несогласиях вылазки врагов, стремление не доказывать свою точку зрения, а «разоблачать» любую другую. Отсюда появление в науке огромного числа «врагов» существующего строя, государственной власти, вредителей, просто преступников, подлежащих аресту и наказанию – вплоть до расстрела.

Движение науки вперед мыслилось как расправа с теми, кто был не согласен с единственным, изначально правильным направлением. Вместо научной полемики – обличения, разоблачения, запрещение заниматься наукой, а во множестве случаев – аресты, ссылки, тюремные сроки, уничтожение. Уничтожению подвергались не только институты, лаборатории, ученые, научные школы, но и книги, рукописи, данные опытов. «Вражеские вылазки», «классовые враги в науке», «вредители», «буржуазная контрабанда в науке» и пр. – такими выражениями пестрели «научные труды» 30–50-х гг. Людей преследовали за хранение книг с именами арестованных, за их упоминание в трудах, а с другой стороны, за отсутствие ссылок на «труды корифеев». Последние, как предполагалось и утверждалось, никогда не ошибались, не говорили и не писали чего-либо случайно, без великого смысла. Все это разрослось до масштабов тотальной социальной политики.

Можно ли исчислить жертвы репрессий только числом расстрелянных и замученных человеческих душ? Сколько было «побочных» жертв! Упала рождаемость, стар и млад умирали от нужды и неустроенности, от душевного гнета и невозможности заниматься делом, к которому люди чувствовали призвание. Сколько в зародыше погибло плодотворных идей, сколько талантливых людей не смогли пробиться к научной работе, получить образование по причине «неудовлетворительности» своих анкетных данных, сколько талантливых людей отказались заниматься наукой, ушли в более «безопасные» области деятельности!

И все-таки... Вспоминая все горькое, что принес нам наш «способ жизни», мы непременно должны обратить внимание и на другую сторону. Приходится удивляться стойкости многих крупных и менее известных ученых. Впрочем, можно ли считать «малыми» ученых, хотя бы и в своей узкой области, даже подсобной, ученых, которые не отступали от своих убеждений, оказываясь без средств к жизни и в обстановке полного отчуждения? С риском для своей свободы они сохраняли книги и рукописи, отказывались давать показания против своей совести, не отрекались от своих учителей и руководителей, не подписывали человеконенавистнических обращений и заявлений.

Зло по большей части шумно и крикливо. Поэтому кажется, что злых людей всегда много. Они всюду выступают, громко заявляют о своем существовании, чтобы поверили в их искренность и «принципиальность». В общем шуме им даже легче скрыть свои голоса, и они заботятся о том, чтобы и другие выступали, печатали обращения, осуждали вместе с ними. Настоящие же ученые хранят науку в тиши. Преемственность научных традиций совершается через личные примеры, с глазу на глаз...

Д. Лихачев

Источник: Д.С.Лихачев. Предисловие.
// Репрессированная наука. Л.: Наука, 1991, с.5-6.