В. А. Дунаевский

"ДЕЛО" АКАДЕМИКА НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА ЛУКИНА

© В.А.Дунаевский

19 августа 1938 г. заведующий сектором новой истории Института истории АН СССР академик Николай Михайлович Лукин провел секционное заседание, на котором обсуждался вопрос о подготовке учебника по новой истории для вузов. Задание, поставленное "директивными органами" в середине 30-х годов перед ведущими специалистами по новой истории стран Запада, — создать учебники для средней школы и высших учебных заведений — успешно выполнялось. Оба авторских коллектива возглавил Лукин. Однако продолжить эту работу ему уже не пришлось.

22 августа 1939 г. был выдан ордер за № 1032, подписанный народным комиссаром внутренних дел СССР Ежовым, санкционирующий арест Лукина и произведение обыска в его квартире № 65 в доме № 3 по улице Грановского в Москве. При обыске изъяли партийный билет за № 1178081, 30 фотокарточек (а затем еще 29), 28 папок личных рукописей, 19 писем и открыток. Несколько позднее все эти "вещественные доказательства" были в соответствии со специальным решением уничтожены.

Никаких компрометирующих Лукина материалов не нашли и при обыске комнаты, где проживала жена Лукина, дачи, которую семья Лукиных снимала в подмосковном поселке Николина Гора, неподалеку от станции Перхушково.

Тем не менее 24 августа 1938 г., руководствуясь статьями 128 и 158 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, заместитель начальника I отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД младший лейтенант госбезопасности Пантелеев подписывает постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения, согласно которому академик Лукин "изобличается в том, что является участником антисоветской организации правых".

"Компромат" на Лукина стал поступать в НКВД с 1936 г. Соответствующие показания ранее арестованных историков, имена которых не хотелось бы называть, ибо известно, в каких условиях эти показания были получены, инкриминировали Лукину "активную контрреволюционную деятельность", руководство "террористической группой" из числа научных работников, организованную связь с Л.Д.Троцким, а также "борьбу за реставрацию капитализма в стране". Бессмысленность всех этих обвинений сегодня предельно очевидна. Справедливо лишь утверждение, что Н.М.Лукин был близким другом Николая Ивановича Бухарина, и не только другом, но и его двоюродным братом, а старшая сестра Лукина Надежда Михайловна была первой женой Бухарина¹.

Чудовищная абсурдность предъявленных Лукину обвинений видна из всех содержащихся в его деле документов. Для представления об их уровне достаточно такого примера. Один из ранее арестованных "свидетелей" дал 16 мая 1937 г. следующие показания. "Лукин, — утверждал он, — мне заявил, что он предпринимает использование всевозможных видов оружия и в первую очередь сильнодействующих ядов, которые он может легко достать через своего брата — военного врача М.М. Лукина. Для террора, как заявил Лукин, нужно использовать любое оружие".

Первый допрос состоялся 9 октября 1938 г. К этому моменту Лукин имел" возможность сориентироваться в ситуации и предположить, какие обвинения ему могут быть предъявлены. Напомним, что не следует упускать из виду время ареста Лукина. Ведь к лету 1938 г. уже прошла серия фальсифицированных процессов: "Шахтинское дело", "дело" академика С.Ф.Платонова и других историков, процессы "Промпартии", Трудовой крестьянской партии, "Бюро меньшевиков" и, наконец, "большие процессы" ряда групп партийных, советских и военных деятелей страны. Для Лукина ясно было и то, что скрывалось за арестом и последующим осуждением Бухарина.

Во-первых, он счел разумным в создавшейся обстановке признать некоторые свои политические ошибки, представив их как результат влияния "буржуазной идеологии" и своего социального происхождения (отец Лукина был учителем начальной школы); во-вторых, осудить свое участие в группе "левых коммунистов", выступивших против подписания Брестского мира. Заметим, что в эту группу входило большинство членов Московской партийной организации. Среди них такие видные деятели большевистской партии, как А.С.Бубнов, Н.И.Бухарин, В.В.Куйбышев, Н.Н.Крестинский, М.Н.Покровский².

Свое участие в группе "левых коммунистов" Лукин готов был именовать "предательством", хотя и находился в ее составе всего несколько недель, а затем полностью перешел на ленинские позиции. Однако, когда следователь пытался инкриминировать Лукину "знание" того, что "левые коммунисты" во главе с Бухариным и в блоке с Троцким стремились "физически уничтожить вождей пролетарской революции", академик подобное обвинение решительно отверг, хотя и не отрицал, что в 1921 г. голосовал за платформу Троцкого по вопросам профсоюзов.

Лукин понял главное — основные обвинения ему будут предъявлены за наличие связей с Бухариным. Он сразу же признал свою причастность к "правым", заявив, что с их лидером был знаком с детства, о многом с ним беседовал, в 1927–1928 гг. эти разговоры касались наиболее острых политических вопросов. Зная, что судьба Николая Ивановича уже решена, Лукин показал, что Бухарин "доказывал необходимость смены партийного руководства". О своем отношении к позиции Бухарина он говорил так: "Я полностью разделял взгляды Бухарина в вопросах индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства и врастания кулака в социализм".

Лукин понимал, что на предварительном следствии ему будет задан не один вопрос об историках, участвовавших в создании "троцкистско-бухаринской организации" в Институте истории АН СССР, директором которого он был в 1936–1937 гг. И он называл имена ученых, ко времени его ареста уже осужденных и находившихся в заключении, либо' тех, о судьбе которых ему ничего не было известно.

Когда же следователь Пантелеев задал вопрос о том, как на практике осуществлялась Лукиным "антисоветская работа", обвиняемый ответил: "Например, журнал "Историк-марксист", находящийся в наших руках, был фактически превращен в рупор фашизма". Любой здравомыслящий человек, обратившийся к номерам названного журнала после 1933 г., мог сразу же установить всю абсурдность такого "признания". В отличие от некоторых других печатных органов "Историк-марксист" наиболее последовательно проводил работу по разоблачению идеологии германского фашизма. Но следователя ответ Лукина вполне устраивал.

Надо отметить, что Пантелеев получал необходимый инструктаж по многим вопросам и, в частности, имел конкретное задание добиться каких-либо дополнительных сведений о причастности Лукина к публикации на страницах журнала "Пролетарская революция" статьи А.Г.Слуцкого "Большевики о германской социал-демократии в период ее предвоенного кризиса"³. Вокруг этой статьи развернулась дискуссия, которая была прервана появлением в том же журнале письма И.В.Сталина, названного автором "О некоторых вопросах истории большевизма" и обращенного к редколлегии "Пролетарской революции"³.

В ответ на один из вопросов следователя Лукин привел слова Сталина о том, что "троцкистская контрабанда" и "клевета" на Ленина нашли свое отражение именно в упомянутой выше статье Слуцкого. Пантелеева этот ответ также вполне удовлетворил. Надо иметь в виду, что письмо Сталина изучалось всеми организациями, как несколько позднее обстоятельному штудированию подвергся катехизис сталинизма "История ВКП (б) (Краткий курс) ".

Лукин, фиксируя авторство Слуцкого и признавая, что он специально беседовал с ним по этому вопросу, вместе с тем вину за появление статьи взял на себя и свою "организацию". Инициатором публикации была, по словам Лукина, "троцкистская группа Фридлянда". И здесь Лукин называет имя человека, арестованного еще в 1936 г. и, видимо, расстрелянного. Напомним, что Лукина арестовали в конце августа 1938 г., когда все массовые репрессии уже прошли, и как человек, имевший доступ к информации, далеко не всем доступной, он был в достаточной степени ориентирован в сложившейся ситуации.

И, наконец, Лукин признал, что о переходе "право-троцкистской организации" "к методам террора" он узнал от Бухарина в 1932 г. Далее следовала откровенная галиматья: Лукин заявил, что он и его мифическая группа подготавливали убийство С.М.Кирова, а кроме того были подключены Бухариным к участию в сговоре с Германией и Японией. Продолжая развивать эту "версию", Лукин утверждал: "Бухарин сказал, что такой сговор с фашистскими странами будет содействовать нашему приходу к власти, но за эту "услугу" (так по документу. — В.Д.) придется фашистам уступить Украину и Дальневосточный край". Когда же следователь спросил, с кем именно право-троцкистский центр заключил этот договор, академик весьма дипломатично ответил: "Об этом Бухарин мне не говорил, а я считал неудобным вникать в детали этого сговора, поскольку непосредственно этим делом я не занимался".

Следующий допрос состоялся 14 ноября 1938 г. От Лукина требовалось получить уже более серьезные и веские показания, в частности о якобы имевшей место в июле 1932 г., когда Лукин ехал через Берлин в Гаагу на пленум Международного комитета исторических наук, его встрече (по поручению Г.Е.Зиновьева) с советским полпредом в Германии Н.Н.Крестинским⁴ дабы выяснить возможность приезда последнего в Москву. Но, видимо, и это показание в достаточной мере не "срабатывало". Соображениями о том, что обвинение его в шпионаже и терроризме отпало, Николай Михайлович поделился, к несчастью, со своими сокамерниками Асаакяном и Адамовичем. А они действовали дружно. Сначала Асаакян в доносе следователю Конкину (20 ноября), а затем Адамович в аналогичном "документе" на имя следователя Бедина (25 ноября) клеветнически обвинили Лукина во враждебной деятельности по отношению к Советской власти. Вскоре старший следователь Следственной части НКВД младший лейтенант госбезопасности А. Эсаулов принимает постановление о возобновлении следствия по делу Лукина "с целью полного выяснения его шпионской деятельности".

На очередном допросе 19 января 1939 г. тяжелобольной Лукин (в деле имеется справка начальника санчасти Бутырской тюрьмы Смирнова с диагнозом: "Стенокардия инфаркта миокарда. Состояние здоровья тяжелое") решительно заявил: "Шпионской работой я никогда не занимался, прошу мне верить".

26 марта под председательством армвоенюриста Ульриха и с участием диввоенюриста Романичева и бригвоенюриста Алексеева состоялось подготовительное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, принявшее решение заслушать "дело" Лукина на закрытом судебном заседании без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.

Спустя три месяца, 26 мая 1939 г., состоялось судебное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, прошедшее под председательством Алексеева. На этом заседании Лукин признал свою "вину", но решительно отверг предъявленное ему обвинение в практической подготовке террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства. Он заявил: "В отношении террора против руководителей ВКП(б) и Советского правительства я осведомлен не был и участия в подготовке убийства т. Ленина в 1918 г. и т. Кирова в 1934 г. я не принимал".

Диалог между подсудимым и председателем суда необыкновенно интересен и важен для понимания политической и нравственной позиции академика. В ответ на вопрос Алексеева, что толкнуло Лукина на путь "контрреволюционной деятельности", последовал ответ: "Прежде всего я не был согласен с политикой партии по вопросу ликвидации кулачества на базе сплошной коллективизации с.х. (сельского хозяйства. — В.Д.) в стране, поддерживая а.с. (антисоветский. — В.Д.) Бухаринский взгляд о врастании кулака в социализм и считая, что партия допускает поспешность в коллективизации сельского хозяйства".

Лукин отказывается от большинства показаний, данных им на предварительном следствии. Он отвергает существование в Институте истории АН СССР "троцкистско-бухаринской организации", снимает все обвинения, возведенные на него Ванагом, называя их ложными, утверждает, что не принимал никакого участия в совещании вымышленного "троцкистского актива", отвергает ложные показания некоторых других лиц, в том числе уже известных нам Асаакяна, Адамовича и некоего Аношкина, которого он вообще не знал.

Объясняя свой отказ от показаний, данных на предварительном следствии, Лукин сказал: "Я прошу суд учесть, что ввиду моего болезненного состояния я не мог терпеть физические воздействия (курсив мой. - В.Д.), вследствие сего я оклеветал себя и оговорил других".

Но мужественное поведение академика на суде уже ничего не могло изменить в его судьбе. 26 мая 1939 г. был вынесен приговор Военной коллегии Верховного суда СССР, который гласил, что Н.М. Лукин признан "виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 17—58—8 и 58—11 Уголовного кодекса РСФСР, и приговорен к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 10 лет с поражением в политических правах на пять лет и конфискацией всего, лично принадлежащего ему имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит".

Обоснование приговора было предельно кратким и малоубедительным: "Предварительным и судебным следствием установлено, что Лукин еще в 1918 г. примкнул к группе "левых коммунистов", проводя активную борьбу с Советской властью и партией по вопросу о заключении Брестского мира. В 1921 г. Лукин активно защищал троцкистскую платформу по вопросу о профсоюзах. В 1928 г. Лукин по предложению врага народа Бухарина вошел в состав а.с. (антисоветской. — В.Д.) право-троцкистской террористической организации, ставившей целью свержение Советской власти и восстановление в стране капиталистических отношений, находился в организационных связях с рядом активных участников названной организации — Ванагом, Томсинским, Куниным, знал о преступной деятельности организации".

Две попытки Лукина обратиться с заявлениями сначала к Берии (13 января 1939 г.), сменившему на посту народного комиссара внутренних дел Ежова, а затем к генеральному прокурору СССР Вышинскому (7 апреля 1939 г.) были чисто формальными. Оба заявления по своей сути идентичны. Лукин сообщает, что дал свои показания под принуждением и повторяет сказанное им на майском судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР. Ни в том, ни в другом случае ответа он не получил. Эти заявления, написанные на листках линованной тетрадной бумаги, не вышли из стен тюрьмы.

Все вышеизложенное исключает всякие надежды на то, что где-либо удастся найти документы, рукописи или книги одного из самых выдающихся советских историков первого поколения. Очевидно, его архива никогда не удастся обнаружить.

Свою горькую чашу академику Николаю Михайловичу Лукину пришлось испить до дна. 16 июля 1940 г. он умер, находясь в заключении. А почти через 17 лет Военной коллегией Верховного Суда СССР было принято "Определение" за № 4н/01994/57 от 16 марта 1957 г., согласно которому приговор в отношении Н.М. Лукина от 29 мая 1939 г. был отменен "за отсутствием состава преступления".

Для реабилитации Н.М. Лукина были направлены запросы в адрес ряда лиц, знавших его по совместной работе в Институте истории Коммунистической академии и Институте истории АН СССР. Один из ответов, полученный от М.В.Нечкиной, мы приводим ниже.

О ЛУКИНЕ НИКОЛАЕ МИХАЙЛОВИЧЕ

Академик Николай Михайлович Лукин был в 1930-х годах директором Института истории Коммунистической Академии и затем директором Института истории Академии наук СССР (с 1936 г.) — я работала в это время сначала в первом, а затем и во втором упомянутом институте в качестве старшего научного сотрудника. Мне случалось много раз участвовать в заседаниях под его председательством, слушать его публичные выступления как в самых широких собраниях, так и в узкослужебном кругу. Могу засвидетельствовать, что Н.М.Лукин всегда выступал как подлинный большевик, всегда держался генеральной линии партии и никогда не делал никаких антипартийных и неправильно ориентирующих сотрудников заявлений и указаний. Арест его вызвал сожаление и недоумение в среде сотрудников Академии — никто не мог ни понять, ни предположить причины.

Хотя по внешнему виду Н.М.Лукин и был несколько угрюм и очень сдержан, он тем не менее был прост в обращении и вполне доступен для сотрудников.

Он был одним из выдающихся ученых-марксистов. Он был подлинным историком-исследователем — всегда основательно изучающим документальный материал и основывающим свои выводы на фактах. Этой внимательностью к документам и фактам он в то время поистине выдавался среди историков. Таких в то время (господствовали абстракции школы М.Н.Покровского) было мало. Он думал и работал медленно, требуя длительного периода сосредоточенности для научной работы. Я помню, как он объяснял группе сотрудников, что может сесть за научную работу только тогда, когда весь день может посвятить ей, — "а если в 1 час дня заседание, то весь день для работы потерян", — сказал он.

Несмотря на эту требовательность к условиям работы, он успел создать ряд научно-исследовательских трудов бесспорного значения — назову его работу о Максимилиане Робеспьере, большой курс "Новейшая история Западной Европы", Очерки по истории Германии и особенно работу о Парижской коммуне (1922). Я помню, как однажды ему пришлось изменить свою точку зрения на одно из отдаленных исторических событий, — в отличие от многих историков, выступавших с голыми декларациями, Н.М.Лукин выступил с серьезным документальным обоснованием своего нового взгляда, что произвело тогда большое впечатление.

И как ученый, и как руководитель учреждения Н.М.Лукин заслуживает высокой оценки.

24.1.1957 г.

М.Нечкина,
член-корреспондент Академии наук СССР

От редакции

29 мая 1984 г. Бюро Отделения истории АН СССР приняло постановление об увековечении памяти Н.М.Лукина. К сожалению, оно пока остается невыполненным.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ О судьбе Н.М.Лукиной подробнее см. Борин А.Б. Ритуал. – Литературная газета, 23.XI. 1988.

² Некоторые советские историки в настоящее время по-иному оценивают деятельность "левых коммунистов". См. Панцов А.В. Брестский мир. — Вопросы истории, 1990, № 2, с. 79.

³ Пролетарская революция, 1930, № 6. Об обстоятельствах, связанных с появлением статьи Слуцкого, а затем письма Сталина и его последствиях для советской исторической науки см.: В.А.Дунаевский. Большевики и германские левые на международной арене. (Некоторые аспекты темы в освещении советской историографии конца 20-х - начала 30-х годов.) -Европа в новое и новейшее время. М., 1966, с. 496-513. Пролетарская революция, 1931, № 6.

⁴ Крестинский, Николай Николаевич — советский полпред в Германии в 1921-1930 гг., с 1930 г. – заместитель народного комиссара иностранных дел.