Г.Е.Горелик
ВЛАДИМИР
АЛЕКСАНДРОВИЧ ФОК:
ФИЛОСОФИЯ
ТЯГОТЕНИЯ И ТЯЖЕСТЬ ФИЛОСОФИИ
© Г.Е.Горелик
В.А.Фок и теория тяготения в России
Владимир
Александрович Фок – один из главных героев в истории советской теоретической
физики. Об этом говорят его результаты в квантовой теории и теории
относительности, его книги и статьи.
Эпитет
"советский" употреблен здесь не по инерции. Фоку действительно
пришлось быть героем в советский период российской истории. Как в этом
пространстве-времени жилось простому советскому человеку, известно пока еще
довольно хорошо. А вот жизнь непростых советских физиков, вошедших в историю
мировой науки, оставила большие загадки. Для одной из них журнал
"Природа" предоставил уже свои страницы – как Л.Д.Ландау дошел до
антисоветской и в то же время очень советской листовки, за это попал на Лубянку
и как, несмотря на это, "выпал" оттуда целым и (внешне) невредимым
[1].
Другую загадку можно
найти в монографии В.А.Фока "Теория пространства, времени и
тяготения":
"Общефилософская
сторона наших взглядов на теорию пространства, времени и тяготения сложилась
под влиянием философии диалектического материализма, в особенности же под
влиянием книги Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Учение
диалектического материализма помогло нам критически подойти к точке зрения
Эйнштейна на созданную им теорию и заново ее осмыслить. Оно помогло нам также
правильно понять и истолковать полученные нами новые результаты. Мы хотели бы
здесь это констатировать, хотя в явной форме философские вопросы в этой книге и
не затрагиваются" [2].
Что это? Дань,
которую требовала государственная идеология за право заниматься любимым делом?
Но книга Фока вышла в 1955 году, когда тиски идеологии уже заметно ослабли, а
переиздана книга (вместе с загадочной фразой) в 1961.
Тогда, может быть,
инерция страха, трусливая привычка демонстрировать верноподданность? Такое
можно предположить, только совсем не зная биографию В.А.Фока. Не зная, как в
кровавом 37-м, уже побывав в ежовых рукавицах НКВД, Фок защищал советскую
физику от невежества, прикрывающегося марксизмом. Как в начале 50-х он защищал
имя академика Л.И.Мандельштама от государственного антисемитизма и все того же
невежества. Как, наконец, упрямо, почти в одиночестве, он отстаивал свою точку
зрения на теорию тяготения Эйнштейна.
Так что загадка
действительно есть: Зачем физику с мировым именем понадобился диамат и
священное писание его - книга Ленина об Эмпириокритицизме?
В истории
гравитации, после того, как Эйнштейн построил свою Общую теорию относительности
(ОТО) и предложил основанную на ней первую космологическую модель, важнейшие
события в течение двух десятилетий происходили в России – тогда отнюдь не
великой физической державе. И Фок был причастен ко всем этим событиям.
Учителями его были В.К.Фредерикс и А.А.Фридман – пионеры ОТО в России.
Знаменитую статью Фридмана о нестационарной космологии (1922) Фок изучил еще в
рукописи и перевел по просьбе автора на немецкий язык. Он разработал описание
спинорного поля в ОТО (1929). Он оппонировал дисссертации М.П.Бронштейна, с
первым глубоким исследованием квантовой гравитации (1935). Он, независимо от
Эйнштейна и математически корректнее, решил важную задачу о движении
протяженных тел в ОТО (1939). Он – автор первой советской монографии по ОТО
(1955), получившей мировое признание. И, наконец, он энергично и без устали
участвовал в дискуссиях 50-60-х годов по поводу понимания ОТО.
При этом позиция
Фока в целом, несмотря на основательную аргументацию, не получила общего
признания. Это касается его взгляда на космологию, координатных условий и
привилегированной системы отсчета, операциональных определений, принципов
относительности и эквивалентности. Наконец, вопрос о философском статусе ОТО и
ее интерпретаций (не просто философском, а "или-или" –
диалектико-материалистическом или идеалистическом).
Чтобы понять взгляды
Фока на теорию тяготения Эйнштейна, надо учесть несколько довольно разнородных
обстоятельств: его особая методологическая позиция (промежуточная между
теоретической физикой и математикой); предрасположенность к философскому
восприятию внешнего мира; собственный научно-практический опыт; некоторая
схематичность, математичность кругозора за пределами естествознания; и,
наконец, реальный, относительно узкий эмпирический базис ОТО.
Все эти факторы
действовали в весьма конкретных социальных обстоятельствах (почти несовместимых
с уравновешенным историко-научным рассмотрением) и в конкретной человеческой
личности, для которой были свойственны бескомпромисная честность, чувство
собственного достоинства, отвага и, вместе с тем, добропорядочная
законопослушность.
Первые шаги в области теории относительности
По словам Фока,
русских физиков с недавно созданной ОТО познакомили Фридман и Фредерикс:
"В физическом институте университета собирался семинар, где в числе других
ставились доклады по теории Эйнштейна... Доклады Фредерикса и Фридмана я живо
помню. Стиль этих докладов был различный: Фредерикс глубоко понимал физическую
сторону теории, но не любил математических выкладок, Фридман же делал упор не
на физику, а на математику. Он стремился к математической строгости и придавал
большое значение полной и точной формулировке исходных предпосылок. Очень
интересны бывали возникавшие между Фредериксом и Фридманом дискуссии" [3].
Этот рассказ, с его
"дуэтом действующих лиц" – математикой и физикой, многое может
сказать и о самом Фоке. Несмотря на важную роль Фредерикса в укоренении ОТО в
России, есть основания усомниться в глубине его понимания физической стороны
этой теории. С другой стороны, "полная и точная формулировка исходных
предпосылок" очень характерна для самого Фока.
Первое по времени
документальное свидетельство об интересе Фока к теории гравитации – его
конспект доклада в философском кружке [4]. Написанный еще с "ятями"
конспект датирован 6 сентября 1922 г.
В то время
идеологический подход к естествознанию был еще частным делом ученого, и такой
доклад (хоть и с оговоркой о своей некомпетентности в философии) говорит о
предрасположенности к философскому взгляду на мир. Краткость текста не дает
возможности отнести его к какому-то "-изму", однако чего нет в
тогдашней позиции Фока – так это диалектического материализма. Есть лишь
стремление осмыслить гносеологический мост между физической реальностью и
аппаратом теории.
В философской
позиции 24-летнего теоретика можно усмотреть идеи классиков релятивизма. Однако
отчетливо ощущается и самостоятельность. Вместо идей общей относительности,
ковариантности и эквивалентности у Фока преобладает геометрический подход,
опирающийся на представление об абсолютном пространстве-времени. Еще одна
интересная особенность: Фок упоминает возможность сферической Вселенной, но о
нестатичности не говорит. Хотя Фридман в популярной книге "Мир как
пространство и время", датированной одним (!) днем раньше доклада Фока,
говорит об этой только что открытой возможности с энтузиазмом.
Следующие полтора
десятилетия Фок был занят в основном квантовой теорией. К теории тяготения Фок
обратился только к концу 30-х годов. И этому предшествовало несколько важных
событий его философской и социальной биографии.
В начале 30-х годов
Фок открыл для себя диалектический материализм: читал "Материализм и
эмпириокритицизм", делился своими впечатлениями и при этом сожалел, что
книге Ленина придается полицейский смысл [5].
В личном деле Фока
имеется написанная его рукой анкета и "Жизнеописание", датированные
летом 1938 г. В графе "происхождение" Фок сообщил, что его родители
дворяне, хотя у него были и другие возможности: его отец был ученым лесоводом,
автором ряда трудов по лесному делу. Автобиографию Фок закончил так: "С самого
рождения безвыездно живу в Ленинграде, в революционном движении не участвовал,
беспартийный, репрессиям при советской власти не подвергался, избирательных
прав не лишался".
Тут есть несколько
неточностей. Во-первых, поступив в 1916 в университет, Фок в марте 1917 пошел
добровольно в Артиллерийское училище и после ускоренного курса отправился на
фронт. Во-вторых, как он указал в соответствующей графе анкеты, "был
арестован 8/III 1935 г. без указания причины и в тот же день освобожден".
И, в-третьих, как он не указал, 11 февраля 1937 года его вновь арестовали, под
конвоем доставили в Москву и через несколько дней, после беседы с самим Ежовым,
опять освободили (в результате энергичных писем П.Л.Капицы [6]).
Вскоре после этого
Фоку пришлось вмешаться в "обсуждение основных натурфилософских установок
современной физики", которое готовилось в Академии наук. Инициатором этого
обсуждения и автором закавыченных слов был акад. В.Ф.Миткевич, предложивший
Академии организовать собрания для "борьбы за основы материалистического
миропонимания и против физического идеализма". При этом в качестве
физических идеалистов и, соответственно, противников диалектического
материализма он назвал Тамма, Фока и Френкеля.
Судя по всему,
именно решительные выступления Фока предотвратили злокачественную дискуссию.
При этом Фок писал о желательности диалектико-материалистического анализа
проблем новой физики, и сам действовал в этом направлении: сохранилась его
рукопись "Противоречит ли квантовая механика материализму?", датированная
ноябрем 1937 года.
Тот же 37-й
год увел с собой многих коллег Фока, с которыми он был связан многолетними
отношениями. Когда в августе 1937 г. арестовали М.П.Бронштейна и слух об этом
дошел до Фока, он отправился домой к арестованному (на это не отваживались и
более близкие люди), чтобы узнать лично, что случилось.
А вот что Фок
написал в 1948 г. в отзыве о работе, представленной на Сталинскую премию:
"Работа
Иваненко и Соколова озаглавлена "Квантовая теория гравитации". Это
заглавие не соответствует ее содержанию; правильнее было бы озаглавить работу
более скромно, например, "Упрощенное изложение квантовой теории
гравитации". Дело в том, что квантовая теория гравитации создана
ленинградским физиком М.П.Бронштейном в его работе "Квантование
гравитационных волн" (ЖЭТФ, т.6, с.195-236), напечатанной в 1936 году.
Иваненко и Соколов используют результаты работы Бронштейна, хотя нигде в тексте
на нее не ссылаются. ... Каковы бы ни были причины, побудившие авторов
замалчивать достижения Бронштейна, их работу никак нельзя рассматривать как
построение квантовой теории гравитации, ибо такая теория была создана
Бронштейном за 11 лет до них" [7].
И далее работа,
претендующая на Сталинскую премию, сопоставляется с результатами "врага
народа", расстрелянного в 1938 году.
Приведенные факты
достаточно ясно характеризуют социально-психологический портрет В.А.Фока и дают
возможность лучше понять его позицию по отношению к теории тяготения Эйнштейна.
Рубежным в биографии
Фока стал 1939 год. Его избрали действительным членом Академии наук, и его
интересы в фундаментальной физике переместились от квантовой теории к теории
гравитации.
В 1939 году Фок
публикует большую статью "О движении конечных масс в общей теории
относительности" [8]. Не обсуждая суть этой важной работы, отметим только
моменты, существенные для нашей темы.
Фок связывает
отличие своей постановки задачи от эйнштейновской с различием их точек зрения
"на всю общую теорию относительности". Для Фока это прежде всего
теория тяготения, которая должна применяться к "явлениям, в которых
тяготение играет преобладающую роль, т.е. в первую очередь к явлениям
астрономического масштаба", и не имеет "ничего общего с проблемой
структуры элементарных частиц и вообще с проблемами атомного масштаба".
Доводом в пользу
своей точки зрения Фок называет "колоссальные успехи квантовой механики за
истекшие 10-15 лет, при полном неуспехе сделанных за то же время попыток
Эйнштейна объяснить эдементарные частицы при помощи единой теории поля".
Однако по словам Фока,
"следует преклониться перед гениальным созданием Эйнштейна – его теорией
тяготения, столь богатой физическим содержанием, несмотря на ее кажущуюся
абстрактность. Мы надеемся, что и настоящая наша работа будет способствовать
раскрытию физического содержания этой замечательной теории".
Но из этого
содержания Фок вычитает космологию:
"Рассмотренная
нами физическая задача не имеет никакого отношения к так называемой
космологической проблеме. ... Нам представляется, что при современном состоянии
наших знаний всякая попытка рассматривать Вселенную в целом неизбежно должна
носить спекулятивный характер".
В том же 1939 году
Фок выразил свое отношение к Эйнштейну и его теории в журнале
"Природа", в статье к 60-летию Эйнштейна [9]. Сверхкритически
отозвавшись о космологии, он тем не менее назвал Эйнштейна "одним из
величайших ученых современности, чье имя известно и дорого всякому
образованному человеку", чью теорию тяготения "можно считать
установленной столь же твердо, как и ньютонову, обобщением которой она является";
"имя Альберта Эйнштейна одинаково по блеску с именем Исаака Ньютона".
В 1939 году столь восторженная оценка "буржуазного" ученого,
известного своими буржуазно-идеалистическими философскими и
буржуазно-либеральными политическими взглядами, выглядела уже экзотично.
Теперь вернемся к
самой работе Фока, к одному ее элементу, имеющему чисто математическую природу,
но обросшему впоследствии изрядным физическим и даже философским содержанием.
Это – математическое условие, налагаемое на используемые (так называемые
гармонические) координаты.
Для Эйнштейна, с его
пониманием ОТО, это был вопрос технический, или чисто математический. И
координаты, выбранные Эйнштейном, определили трудоемкий путь к решению: выкладки
не поместились в публикации, и желающим предлагалось ознакомиться с полной
рукописью в Принстонском институте.
Фок своим выбором
гармонических координат нашел гораздо более простой путь к решению. И свой
выбор координат он попытался обосновать не только математически.
Указав, что уже до
него "обратили внимание на упрощения, достигаемые при использовании
гармоническими координатами", Фок не ограничился этим математическим
доводом. По его словам, "гармонические координаты – это те, которые ближе
всего подходят по своим свойствам к обычным прямоугольным координатам и к
обычному времени в "мире" Минковского. Поэтому выраженные через них
формулы общей теории относительности отличаются наибольшей наглядностью".
По его мнению, гармоническая система "заслуживает названия
инерциальной"
Для Фока его работа
1939 года была не просто решением некой задачи, а началом большой работы.
Прервала эту работу война, - Фок занялся более прикладными задачами.
Вклад Николая Коперника в ОТО
Первое послевоенное
свидетельство гравитационных размышлений Фока - его небольшая статья 1947 года
в сборнике, посвященном юбилею Коперника [10]. "Что ему Гекуба?" Ведь
нет никаких других следов интереса Фока к истории науки за пределами ХХ века.
Одной причиной здесь
не обойтись.
В идеологической
жизни страны в послевоенные годы круто поднимался вал
"военизированного" материализма. Идеализм намертво скрестили с
космополитизмом. В ширпотребном марксизме к этому времени остались только самые
свинцовые, красно-белые обороты. Отстоялся иконостас святых и праведников,
отстоялся и перечень врагов народа и прогресса. Среди героев науки одно из
самых почетных мест занимал Коперник. Возможно, что государственная
благосклонность к родоначальнику новой астрономии подкреплялась и
внешнеполитическими соображениями восточноевропейской направленности.
В идеологии
марксизма-сталинизма положительный герой Коперник был накрепко сцеплен с
отрицательным Птолемеем: "мудрое слово товарища Сталина" заклеймило
"обветшалую систему Птолемея" [11].
И как раз пара Птолемей-Коперник
бросила тень на общую теорию относительности. Тень, разумеется, была обязана не
самим этим классикам естествознания, а бойцам идеологического фронта,
зарабатывавшим на жизнь надзирательством за физикой. Не владея
физико-математической премудростью, они занимались философской криминалистикой
над популярными текстами. В таких текстах, посвященных ОТО, еще с 20-х годов
для пояснения принципов общей относительности и ковариантности говорилось о
равноправности точек зрения Птолемея и Коперника.
Идеи Эйнштейна и
Коперника соизмеримы лишь по значению, и только в (бес)предельно кратком,
лозунговом выражении конфликт воззрений Птолемея и Коперника можно было вовлечь
в разъяснение теории Эйнштейна. Одним из первых это сделал учитель Фока –
А.А.Фридман. А в 1938 году злополучное "красное словцо" попало в
популярную книжку Эйнштейна и Инфельда [12] (написанную, как известно, рукой
последнего).
Философы-криминалисты,
в жажде оправдать свое существование, игнорировали дидактическое назначение
соответствующего оборота, равно как и полное понимание физиками исторического
значения идей Коперника (даже если это понимание демонстрировалось на соседних
страницах).
Обращение Фока к
соотношению систем Птолемея и Коперника (в разительном отличии от других статей
юбилейного сборника) не опиралось на его историко-научный интерес к событиям
400-летней давности, и вовсе не это соотношение Фок осветил с помощью ОТО.
Скорее, наоборот, он воспользовался спором, давно отзвучавшим и только
гальванизированным усердием материалистов-сталинцев, чтобы осветить свое
понимание ОТО. Не менее важным мотивом было защитить теорию Эйнштейна от
невежественныых и злонамеренных критиков.
В небольшой статье
1947 г. присутствуют уже основные элементы Фоковской трактовки общей теории
относительности (которую с этого момента он называет теорией тяготения
Эйнштейна). Он отрицает "краеугольность" принципов общей
относительности, ковариантности и эквивалентности; и подчеркивает возможность
ввести "в качестве координат и времени переменные, совершенно аналогичные
прямоугольным декартовым координатам и времени частной теории относительности
(гармонические координаты) ... Существенным условием для этого является
требование, чтобы... на бесконечности геометрия пространства-времени была ...
псевдоевклидовой; требование это выполняется для системы масс, подобной
солнечной системе".
Из последнего Фок
извлекает вывод: спор Коперника - Птолемея остается однозначно решенным в
пользу Коперника, как и до ОТО.
Советское пространство-время на рубеже
40-50-х
В 1949 году жизнь
советской физики была отмечена двумя большими событиями. Почти весь первый
квартал велась интенсивная (но безуспешная) подготовка Всесоюзного совещания
физиков, а в третьем квартале произошло успешное испытание атомной бомбы. Между
этими событиями имелась незримая связь: если бы не подготовка к атомному
взрыву, мог бы произойти губительный взрыв научный, о характере которого можно
судить по сессии ВАСХНИЛ, прогремевшей в августе 1948.
Главной пружиной
подготовки Совещания было противостояние группировки физиков из МГУ и физиков
Академии наук [13]. Нападавшей стороной были университетские физики, и обвиняли
они "физику академическую" (термин, запущенный на физфаке МГУ) в
идеализме и антипатриотизме. Основной мишенью стала школа академика Л.И.Мандельштама,
и хотя сам он умер еще в 1944 году, даже его не оставили в покое, обвинив не
только в идеализме, но и в шпионаже в пользу Германии.
В защите
"академической физики" важную роль играл Фок с его высоким научным
авторитетом и с явно выражаемой приверженностью к диалектическому материализму.
В докладе, подготовленном для Совещания, Фок уделил внимание и теории
относительности, сопоставив ее опровергателей с проектантами вечного двигателя
[14].
Обсуждение основ СТО
оживилось после выхода в 1950 г. тома трудов Л.И.Мандельштама с записями его
лекций 30-х годов [15]. В лекциях использовался операционально-измерительный
подход к физическим понятиям и обсуждался конвенциальный элемент в
определениях. Фок, высоко оценив научно-педагогическое значение книги,
критически отозвался об элементах операционализма и конвенционализма в ней
[16].
Однако то, что для
Фока было предметом методологического анализа, стало составом преступления для
невежественных и злонамеренных надзирателей за физикой. Самым высокопоставленным
из них был А.А.Максимов, член редколлегии главного философского журнала
"Вопросы философии", в котором и вне которого он обрушивался на
различные формы "буржуазного идеализма". На рубеже 40-50-х годов его
главной мишенью стал (покойный) Л.И.Мандельштам и его школа, а тогдашняя
атмосфера анти-космополитизма делала эту мишень особенно удобной из-за ее
изрядного еврейского компонента.
Фок решительно и
отважно защищал честь своего "горячо любимого старшего друга" [17]. В
стране гремело "дело врачей", а в журнале, где членом редколлегии был
Максимов, Фок опубликовал статью в защиту Л.И.Мандельштама [18], где говорится,
что Максимов, "будучи не в состоянии разобраться в предмете, огульно
охаивает нашего замечательного ученого", "крупнейшего советского
ученого". А когда Ученый совет ФИАНа в феврале 1953 г. был вынужден
принять решение с осуждением "философских ошибок" Мандельштама, Фок,
единственный из членов специально созданной комиссии, не подписал ее заключение
[19].
В таком вот
общественно-политическом климате Фок продолжал разрабатывать свою трактовку
эйнштейновской теории тяготения. В академическом отчете за 1951 год он писал:
"Разработаны некоторые вопросы теории тяготения Эйнштейна, в частности,
вопрос об общей форме законов сохранения энергии, количества движения, момента
количества движения и движения центра инерции и установлена асимптотическая
форма потенциалов тяготения на больших расстояниях от масс" [20].
Итоговым в
определенном смысле стал 1955 год. В июле его книга "Теория пространства,
времени и тяготения" сдана в набор, в октябре - подписана к печати. В этой
книге сведены все элементы Фоковской интерпретации эйнштейновской теории
тяготения.
Но для нас особенно
интересна статья Фока "Полвека великого открытия. О теории относительности
Альберта Эйнштейна", напечатанная в газете "Правда" в апреле
1956 года, а написанная в 1955 году.
Посмотрим на эту
статью глазами двух современников – И.Е.Тамма и самого ее автора. Это позволяют
сделать письма, которыми они обменялись в ноябре 1955.
В.А.Фок, И.Е.Тамм и теория относительности
В архиве Фока
хранится более двух десятков писем Тамма, из которых явствует, что Тамм
относился к Фоку с большим уважением в научных вопросах и с полным доверием в
вопросах научно-этических.
Если не считать
небольшой работы 1929 г. (когда Тамм усомнился в Фоковской геометризации
уравнения Дирака, но затем признал свою неправоту), Тамм не занимался теорией
тяготения и не обсуждал ее с Фоком до своего письма, датированного 13 ноября
1955 г. [21]:
"Дорогой
Владимир Александрович,
пишу Вам по
следующему поводу. Редакция "Правды" прислала мне для ознакомления
Вашу статью "Полвека великого открытия", и я хочу Вам сообщить мое
впечатление от нее.
Я помню Вашу
анти-Максимовскую статью в "Вопросах Философии" года 2-3 тому назад,
которая мне очень нравилась, и должен сказать, что по-моему, на этот раз у Вас
в смысле популярности и доступности получилось менее удачно. Важнее же то, что
Вы отводите в статье очень большое место Вашей полемике с Эйнштейном, так что
казалось бы юбилейная статья приобрела резко-критический характер. Мне кажется,
что дискусcия по очень специальным и во многом спорным вопросам вряд ли уместна
на страницах газеты; ее следовало бы вести в специальных научных журналах: ведь
газетная статья может дать читателю, далекому от физики, только общее
впечатление о сущности теории и о важности и значимости "Великого
открытия".
Я не знаю,
согласитесь ли Вы с моими замечаниями, но очень надеюсь, что Вы согласитесь
хотя бы со следующим. В последнем абзаце статьи Вы упрекаете редакторов
перевода книги Эйнштейна, что они не снабдили ее критикой его философских
ошибок. Я придерживаюсь того взгляда, что книги великих людей должны печататься
без ремарок; ведь и в данном случае по теории относительности у нас существует
обширная - даже слишком обширная - критическая литература, с которой читатель
наверное познакомился раньше, чем приступил к чтению самого Эйнштейна. Такой
именно точки зрения и придерживались редакторы книги. Но самое главное -
прочтите еще раз внимательно этот абзац и представьте себе, какой он будет
иметь резонанс (независимо от Ваших собственных намерений). Ведь появление его
в центральном партийном органе и за такой архи-авторитетной подписью, как Ваша,
не может не дать всем нашим Максимовым и иже с ним повод, толчок и оправдание
развязать вновь ту самую анти-научную "философскую" кампанию, против
которой Вы сами боролись больше, чем кто-либо другой. Выбросьте этот абзац!
------
Теперь по совсем
другому вопросу, о котором я забыл поговорить с Вами во время последней
встречи. Я глубоко убежден, что сейчас назрела неотложная необходимость
построения новой теории полей и элементарных частиц, пригодной в области малых
расcтояний и больших энергий и в самом принципе устраняющей из теории пресловутые
бесконечности. Я убежден, что эта теория приведет к радикальному изменению
представлений о пространстве и времени в применении к ультра-микрокосму. Вам,
благодаря Вашим фундаментальным работам по квантовой электродинамике 30ых годов
плюс Вашим работам последнего времени по теории пространства и времени, эта
проблематика должна быть очень родственной. Вот если бы можно было бы Вас
соблазнить ею заинтересоваться!...
С сердечным приветом
Ваш Иг.Тамм".
На это письмо Фок
ответил сразу же, 17 ноября [22]:
"Дорогой Игорь
Евгеньевич!
Мне хочется ответить
Вам подробнее на Ваши замечания по поводу моей статьи для "Правды".
1) Мне была заказана
не юбилейная статья, а рецензия на книгу. Я заранее отказался писать
хвалебно-юбилейную статью и договорился о критической рецензии. Юбилейного
здесь только заголовок, придуманный Редакцией. (Кстати, заголовок придуман
неплохо: массовый читатель, который прочтет только его, все же поймет, что, по
мнению "Правды", теория относительности Эйнштейна есть великое открытие;
а это уже хорошо.)
2) Я согласен, что
статья моя трудновата, но этого нельзя избежать, поскольку речь идет об еще
более сложных вещах, чем обычная ("частная") теория относительности и
объем статьи весьма невелик.
3) По-видимому, Вы
считаете, что великих людей нельзя критиковать, или, по крайней мере, что на
книги великих людей нельзя писать критических рецензий. Я с этим решительно не
согласен. Все зависит от уровня критики. Эйнштейн – великий физик, но математик
он не очень хороший, и в математических вопросах, связанных с его теорией, я
чувствую себя сильнее него. Почему же я не должен его критиковать? Те
утверждения Эйнштейна, с которыми я не согласен, основаны на математических
ошибках, которых я не могу не видеть. В статье критика дана от моего имени ("по
нашему мнению"), за моей подписью. Никого она не компрометирует. А для
славы Эйнштейна очищение его теории от ошибочных утверждений только полезно.
4) Вы пишете о
существующей у нас обширной критической литературы по теории относительности.
Мне таковая неизвестна. Если не считать французского геометра Картана, который
понимал ошибки Эйнштейна, но говорил о них весьма "прикровенно", то
впервые разумная критика теории Эйнштейна (точнее, взглядов Эйнштейна на его
теорию, которая сама по себе верна) была дана мною. Может быть, Вы разумеете
под критической литературой опровергательскую литературу и максимовщину? Мне
было бы обидно думать, что мою критику Вы ставите на одну доску с ней.
5) В своей рецензии
я не мог не отметить ошибочных философских утверждений Эйнштейна. Замалчивать
их я считал бы тактической ошибкой. Единственный способ привить теории
относительности (а также квантовой механике) иммунитет против нападок философов
– это самим физикам признать философские ошибки автора данной теории и отделить
их от существа теории. Я это и сделал – в моей статье есть и такая фраза:
"к счастью, это никакого отношения к теории относительности не
имеет". Мне кажется, было бы лучше, если бы то, что сказано в моей
рецензии, было бы уже сказано в предисловии к русскому переводу книги.
Опасность возобновления антинаучной кампании против теории относительности
скорее может возникнуть в том случае, если физики будут выпускать книги, в
которых философские ошибки не будут встречать отпора. Предпоследний абзац моей
статьи есть попытка предотвратить такую кампанию.
6) Появление в
центральном органе за моей подписью статьи об Эйнштейне я считаю – независимо
от степени доступности статьи – весьма полезным по следующим причинам:
а) это означает
официальное признание у нас теории относительностит как великого открытия и
великого достижения человеческого гения;
б) признание это
сделано без низкопоклонства и сопровождается разумной критикой авторитетного
лица;
в) философские грехи
Эйнштейна явно упомянуты, но им дано отпущение.
Ну вот, дорогой
Игорь Евгеньевич, все, что я хотел Вам сказать. То, что Вы мне о Ваших
сомнениях написали, а не таили их про себя, было мне очень приятно. Мне в свою
очередь захотелось объяснить Вам свою точку зрения на статью.
О других вопросах,
затронутых в Вашем письме, мы поговорим при встрече.
Ваш В.Фок".
Как видим, в этих
письмах обсуждается не интерпретация ОТО, а социальное положение этой
физической теории. Только из Таммовских слов "во многом спорные"
можно догадаться о его отношении к взглядам Фока. Впрочем, вторая часть письма
Тамма говорит о его уважении к "архи-авторитету" Фока.
Всего через две
недели после этого обмена письмами предоставилась возможность изложить свои
научные взгляды без оглядки на "максимовых и иже с ним" – на сессии
Академии, посвященной 50-летию теории относительности. Вступительное слово
произнес Тамм, его ближайший сотрудник В.Л.Гинзбург выступил с докладом
"Экспериментальная проверка общей теории относительности", а Фок
прочитал доклад об уравнениях движения в ОТО.
Памяти Эйнштейн был
посвящен сборник [23], в который вошли материалы юбилейной сессии и некоторые
другие статьи. Позиция Фока запечатлена там весьма выразительно и, что особенно
удобно, в виде двух частей: критической и конструктивной.
В замечаниях к
"Творческой автобиографии" Эйнштейна Фок начинает с философских
взглядов, однако его описание весьма многоцветной ("крайне
непоследовательной") философской палитры великого физика в жестко
дихотомичных терминах материализм-идеализм производит впечатление дежурного ритуала.
Рассматривая путь Эйнштейна к теории тяготения, Фок вполне обходится без
философии. Он критикует рассуждения Эйнштейна, "которые в конечном счете
привели к его гениальной теории тяготения", - критикует за
"логические неувязки", "неправильное употребление
терминов".
Доклад Фока об
уравнениях движения для случая островной системы содержал несколько
конструктивных идей, обсуждать которые "на ходу" невозможно. А кратко
резюмировать надлежащее обсуждение можно было бы так: подход Фока, целиком
порожденный планетной задачей, в прямолинейном понимании несовместим с
космологией. Однако его идеи допускают обобщение, пригодное и полезное в общем
случае ОТО, хотя сам Фок никогда не говорил об обобщении своего подхода и,
видимо, не испытывал потребности в этом.
Как позицию Фока
воспринимали коллеги? Представление об этом дает прямой оппонент Фока (и
гораздо больший эйнштейнианец, чем сам Эйнштейн) Л.Инфельд в том же сборнике:
"Я не согласен с профессором Фоком, что следует добавить некоторые условия
к теории относительности, условия, выделяющие гармоническую систему. Во время
своего пребывания в Советском Союзе (1955) я, к своему великому удивлению,
убедился, что профессор Фок в этом вопросе стоит особняком и что физики такого
масштаба как Ландау, Тамм, Гинзбург отрицательно относятся к его позиции"
[24].
После того, как в
середине 50-х годов Фок развернуто изложил свое понимание эйнштейновской теории
тяготения, он фактически до конца жизни старался убедить коллег в правильности
своих взглядов. Этому он посвятил около тридцати публикаций и выступлений. В
его академическом отчете за 1966 год читаем:
"В 1966 г. я
посвятил много времени и сил разработке и популяризации правильных взглядов на
теорию тяготения Эйнштейна. Еще в 1965 г. (26.11) я сделал на Эйнштейновском заседании
Отделений Общей физики и Ядерной физики АН СССР доклад на тему "Основные
принципы теории тяготения Эйнштейна". [Резюмировав свою точку зрения в
нескольких тезисах, он пожаловался:] Эти тезисы постепенно находят признание во
всем мире, что, однако, проходит не без сопротивления; так, наш журнал
"Успехи физических наук" даже отказался печатать мой доклад. Доклад
был напечатан ...в несколько дополненном виде, под заглавием "Физические
принципы теории тяготения Эйнштейна" в журнале "Вопросы
философии" " [25].
Принцип относительности и дополнительности
для истории науки
Если читать письма
Тамма и Фока, приведенные выше, зная в достаточной мере жизненные пути этих
замечательных ученых и их взаимоотношения, легко избежать соблазна правосудия.
Решить, кто из них был прав, можно лишь условно. Каждая из позиций честная, а
их неустранимое различие – результат неустранимого различия двух этих
личностей.
В такой ситуации,
чтобы извлечь урок из истории физики, историку полезно получить урок у самой
физики ХХ века, и это можно сделать с помощью самого Фока. В 1971 г., давая
гносеологическое резюме теории относительности и квантовой механике, их опыту
обращения с неабсолютными истинами, Фок заключает:
"Как показывает
история развития науки, общие принципы, установленные для одной области знания,
могут оказаться применимыми и в другой области. Думается, что таким общим
характером обладает и принцип относительности к средствам наблюдения. В этом
его философское значение" [26].
Разумеется, в
истории науки установить "систему отсчета", "средства
наблюдения" выдающегося ученого гораздо сложнее, чем в специальной теории
относительности (где достаточно зафиксировать четыре пространственно-временных
вектора) или даже в квантовой механике (где надо зафиксировать счетную совокупность
векторов в гильбертовом пространстве). И все же только установив
"направляющие векторы" в мировосприятии ученого и связав их в букет
(не безличной точкой начала координат, а) его уникальной личностью, можно
надеяться понять его жизненный путь.
Описанные выше
весьма разнородные – "точечные" – события настало время связать
единой линией – линией судьбы Владимира Александровича Фока. Для этого, как уже
сказано, прежде всего нужно описать его систему отсчета – совокупность
направляющих векторов.
И начать надо с
векторов, характеризующих позицию в науке. Для каждого подлинного ученого это –
главные векторы, а для Фока в особенности. П.Л.Капица и Д.С.Рождественский,
очень близко его знавшие, говорили о нем (в весьма разных ситуациях): "Это
совсем оторванный от жизни человек благодаря своей почти полной глухоте. Вся
его жизнь в упорной работе над научными проблемами" [27]; "Фок мыслит
математическими образами и вникнуть в психику экспериментатора или среднего
человека ему трудно, несмотря на всегдашнюю готовность помочь всякому, кто
обратился к нему" [28].
Если бы надо было в
двух словах охарактеризовать основу фоковской системы отсчета, то это,
вероятно, – математичность и трезвость. Ключевыми выглядят такие его слова:
"Правильная математическая постановка физической задачи всегда должна
обеспечивать единственность решения" [29]. Математичность сама по себе не
исключает романтического отношения к физике (пример чему – Г.Вейль), но Фок
антиромантичен.
Если не учитывать
этого, то несколько комичной будет выглядеть его критика промежуточных
рассуждений Эйнштейна, приведших к гениальной теории тяготения. При этом Фок
"невольно вспоминает" признание Эйнштейна в недостаточно сильной
математической интуиции [30]. А физик, скорее, вспомнил бы другие слова
Эйнштейна: "Если не согрешить против логики, то вообще нельзя ни к чему
прийти. Иначе говоря, нельзя построить ни дом, ни мост, не используя при этом
леса, которые не являются частью всей конструкции" [31].
Фок располагал
"средствами наблюдения", чтобы оценить гениальность результата,
полученного Эйнштейном, и он не мог не признать (умом), что пришел к этому
результату Эйнштейн, пользуясь "неправильными" понятиями и
соображениями, но пройти мысленно по этому неправильному пути было для Фока
выше его математических сил.
Фоку было совершенно
ясно, что в римановой геометрии случай нулевой кривизны имеет наибольшую
симметрию и что поэтому никакой большей относительности, чем имеется в СТО,
быть не может. Ему было ясно, что принцип эквивалентности внутри ОТО невозможно
даже сформулировать, потому что для произвольно искривленного
пространства-времени нет определения равномерно ускоренной системы отсчета, а
гравитационное поле, описываемое кривизной, невозможно устранить, не устраняя
геометрию.
Фок мог бы сказать: Когда
математические структуры хорошо определены и внутренне непротиворечивы, для
чего нужны логически уязвимые, не имеющие точного математического смысла
конструкции, какими бы ни были их исторические заслуги? Или, по Эйнштейновской
метафоре, когда дом построен, почему бы не убрать леса и забыть о них?
Это относится и к
принципу эквивалентности и к общей относительности, сыгравшим огромную роль в
создании ОТО и растворившихся в ее математическом аппарате. Это же относится к
операциональному анализу определений, с помощью которого Л.И.Мандельштам в
своих лекциях подводил к СТО. Для математика в последнем случае вполне
достаточно описать пространство Минковского. Но для физика, даже если не
говорить о педагогических преимуществах, этого мало.
Эйнштейн моделировал
физику схемой:
Е – > А – > S – > E,
где Е – данные
чувственного опыта; А – аксиомы, психологически основанные на Е; S – частные
утверждения, логически выводимые из А [32].
Математическая
физика (которую представлял Фок) царствует на участке
А – > S, а физика теоретическая – на участках
Е – > А и S – > E.
Быть может, особенно
показательно отношение Фока к космологии, не очень подобающее человеку, на
глазах, можно сказать, которого, рождалась нестатическая космология. Главные
причины можно усмотреть в его "математической трезвости" и в давлении
собственного научного опыта.
Трудно без улыбки
читать, как Фок разъясняет коллегам, что "во всякой теории поля,
формулируемой при помощи дифференциальных уравнений в частных производных,
предельные условия (или условия, их заменяющие) столь же важны как и самые
уравнения; без них поле не может быть определено" [32], – ведь это
студенческий вопрос. Важность для математической однозначности не совпадает с
важностью для истории физики. Но для Фока, уверенного в единственности
математически правильной постановки задачи, безграничная и не единственная
экстраполяция космологических условий не могла заменить предельных условий
островной изолированной системы.
Теоретическая
необходимость релятивистского обобщения небесной механики покоилась на
многовековом и солидном фундаменте, а за космологией стояли только
"безответственные" спекуляции.
Такое умонастроение
должно было укрепляться научным успехом Фока в решении островной задачи.
Обобщение уравнений движения и законов сохранения на гравитирующую островную
систему ставило результаты Фока на солидную историко-научную основу (в которую
Фок включал и теорию Коперника), что побуждало Фока
"онтологизировать" и средство решения задачи – гармоническую систему
координат.
Однако прямо встроить
фоковский анализ островной системы и, в частности, гармонические координаты, в
космологическую постановку задачи невозможно, – евклидовость на бесконечности
не совместима с космологией. "Тем хуже для космологии", – думал,
возможно, Фок.
Обрисовав научную
часть Фоковской "системы отсчета", перейдем к
социально-идеологической. На эту часть он оставлял в сущности не так уж много
времени.
Из текстов Фока, из
рассказов о нем хорошо знавших его людей (Е.Л.Фейнберга, С.М.Рытова) возникает
облик ученого, который был человеком честным, знающим себе цену и бесстрашным,
ответственным и несколько схематичным, или, лучше сказать, математичным и вне
науки.
Как человек науки
может освоить вненаучную сферу, в частности и в особенности такую, какой она
была в нашем отечестве в 20-50-е годы? Ведь на эти годы пришлась активная часть
жизни Фока.
Если человек
принадлежит науке умом и сердцем, то кажется вероятным, что в социальной сфере
он опирается на свою профессиональную методологию.
Нет сомнений, что
Фок в 30-е годы был уже искренне привержен к диалектическому материализму (к
тому, что он так называл). Судя по всему, он считал себя лояльным к
государственной идеологии и к государственной власти. Эти констатации, однако,
требуют уточнений из-за их шаблонной неопределенности.
Что понимал Фок под
диалектическим материализмом? Весьма скупые (на фоне эпохи) цитаты в его
философских статьях и прямое признание в книге 1955 г. говорят, что по существу
единственным образцом диалектического материализма он считал книгу Ленина
"Материализм и эмпириокритицизм". Эта книга произвела на него сильное
впечатление, несмотря на полицейские меры по внедрению ее в науку, на половодье
сочинений, туго напичканных цитатами из этой книги, несмотря на все грубости ее
стиля, совершенно чуждые Фоку, и анахронизмы. В таком отношении к книге и к
диалектическому материализму, о которых сейчас слова доброго не услышишь, Фок
был не одинок. Достаточно упомянуть таких его коллег, как М.А.Марков и
Д.И.Блохинцев. Еще важнее, быть может, что к этому отношению присоединяются и
те, кто не высказывал своих взглядов открыто по причинам, скорее, этического
характера. В приложении к данной статье приведен соответствующий фрагмент из
интервью Е.Л.Фейнберга (следует иметь в виду, что в философской сфере школа
Л.И.Мандельштама, к которой принадлежал Е.Л.Фейнберг, получала критику Фока за
элементы позитивизма и операционализма).
Указанные выдающиеся
советские физики-теоретики видели, что революционер-политик "управлял
теченьем мысли" (словами Б.Пастернака), притом в сфере их собственных
профессиональных интересов. И будучи людьми достаточно независимыми в
сужденьях, они могли не обращать внимания на грубости и ошибки этой книги, и на
то, что в руках максимовых "теченье мысли" превращалось в толкучку
слов, а затем - в удары полицейской дубинки.
Надо, впрочем,
уточнить, что речь идет о физиках, внутренне склонных к философскому взгляду на
мир. Были, разумеется, и другие. Такие, например, как Я.И.Френкель и
Л.Д.Ландау, которые, несмотря на свою "красность", и принятие
"исторического материализма", считали диамат вредной схоластикой. И
такие, кто в разных философских системах видели здоровые идеи, не допускающие
абсолютизации. Такие, кто подобно Эйнштейну, полагали, что физик имеет право (и
даже обязанность) на философский оппортунизм, занимая, в зависимости от
ситуации, позиции реалиста, идеалиста, позитивиста или платоника [34].
Если же говорить
именно о Фоке, то за его диалектическим материализмом можно, при желании,
разглядеть платоновский идеализм, провозглашенный два с лишним тысячелетия
назад и растворенный с тех пор в математическом взгляде на мир. Ведь Фок верил
в существование единственно правильной философии как максимально общего
конспекта, или квинтэссенции единственно реализуемой истории научного знания.
Говоря о
социально-психологической позиции Фока, начнем с того, что Нильсу Бору он
казался похожим на Пьера Безухова [35] и, думается, не только внешностью.
Вспомнив о европейских корнях Фока, быть может, к честности, бесстрашию и
углубленности героя Толстого следует прибавить каким-то образом
законопослушность, упорядоченность и настойчивость лесковского немца.
Похоже, что Фока
устраивали теоретические постулаты советской власти, а о соответствии красивых
схем социальной практике судить ему было еще труднее, чем коллегам, большинство
которых сохраняли социальные иллюзии очень долго. Можно было бы предположить,
что помимо упоминавшейся "оторванности от жизни" и глухоты, Фоку
могла мешать видеть его собственая биография, – ведь его дважды арестовывали и
дважды справедливость очень быстро "торжествовала". Но такое
предположение по отношению к В.А.Фоку выглядит вульгарно-материалистическим.
К сталинскому
террору (об истинных масштабах которого почти никто не догадывался) Фок,
видимо, относился как к стихийному, природному бедствию, раз говорил, что
"трусость не влияет на вероятность отсидки" [36]. Тем бесстрашнее он
помогал тем, кто попал под смертоносную вероятность. Подписал письмо в защиту
молодого астрофизика Д.И.Еропкина (с которым научно не был связан). Выступил в защиту
только что вытащенного из тюрьмы Ландау [37]. Был одним из очень немногих, кто
не оставил П.Л.Капицу, когда тот оказался в глубокой опале.
Когда
социально-идеологическая жизнь вторгалась (в обличье Максимова, например) в его
науку, в те области, в которых он работал, Фок действовал решительно и, как
можно видеть по его письму Тамму, политически обдуманно. Но за пределами своей
науки реакции Фока были весьма схематичны. А схематичность,
газетно-математическая логика некоторых его суждений общественно-политического
характера прямо-таки поразительна.
Ограничившись этим в
описании физико-математической и гуманитарной частей системы отсчета Фока,
попытаемся из этой системы отсчета взглянуть на последние три десятилетия его
жизни в гравитации.
Фок, не жалея
усилий, неоднократно, излагает свое понимание Эйнштейновской теории тяготения,
включая и некоторые математически несомненные разъяснения. А в ответ – либо
молчание, либо уклончивые общие соображения, либо повторение старых слов, для
него бессмысленных или неправильных, хотя и освященных авторитетом гениального
физика. Когда в научной дискуссии исчерпываются аргументы научного,
физико-математического характера, остается только искать аргументы за пределами
науки. Направление поиска подсказывает социально-культурная атмосфера,
окружающая ученого, и собственное его мировосприятие. В результате появилось
такое умозаключение:
"Возможно, что
указанные различия в точках зрения обеих школ [Эйнштейна и "нашей" – Фоковской
– Г.Г.] на данные конкретные вопросы не случайны, а связаны с различиями в их
общих философских установок" [38].
Что касается другой
системы отсчета, назовем ее условно Таммовской, то ее обитатели были физиками,
которые не могли абстрагироваться от связи лабораторно-ньютоновского опыта с
римановскими построениями ОТО и не могли смотреть на мир изнутри риманова
пространства-времени. Кроме того, эти физики не могли абстрагироваться от
помоев, которые на их глазах в совсем недавние времена выливались на
"реакционное эйнштейнианство".
Размышляя о
некоторых "безрезультатных" дискуссиях с участием выдающихся ученых,
приходишь к выводу, что конечно же говорить об их бесплодности не следует:
очищение и уточнение противостоящих позиций способствует развитию знания. Но
какова природа самой несовместимости позиций? В самых интересных случаях эта
несовместимость коренится в глубине психологии личности – в том наборе
"средств наблюдения", с помощью которых личность способна общаться с
внешним миром.
Грубую параллель
можно усмотреть в том, как воспринимают внешний мир и как живут в нем,
например, незрячий и тугоухий (ослабление одного органа чувств, как известно,
обостряет другой). И хотя договориться им бывает нелегко, каждый из них может
открыть нечто в мире, недоступное другому.
Отсюда можно извлечь
социально-научное следствие: разнообразие "средств наблюдения" –
точек зрения – в научном сообществе не просто допустимо, а необходимо. Только
тогда можно надеяться не упустить – разглядеть – новую научную истину.
Когда историк,
обсуждая взаимо-не-понимание выдающихся ученых, видит причину в различии их
систем отсчета, может возникнуть подозрение, что претендовать на это может
только тот, кто смотрит на все системы отсчета свысока, раз он их видит и в то
же время не допускает такой способности у самих ученых. В оправдание можно
сказать (вспоминая еще раз статью Фока 1971 года), что способность переходить
от одной системы отсчета к другой находится, видимо, в дополнительном
соотношении с физико-математическим творчеством, для которого необходимо очень
крепко стоять на ногах в своей собственной системе отсчета, в надежности
которой исследователь должен быть вполне уверен.
А в том, что система
отсчета Фока привела его к выдающимся научным достижениям, сомнений нет.
Фрагмент из устных воспоминаний Е.Л.Фейнберга
Интервью провели
Г.Е.Горелик и И.В.Дорман 28.2.1990.
(Природа, 1993, №
10, с.94-95)
...На сцене длинный
стол, за ним сидят Суворов, Штейнман, еще какие-то философы, кто-то от наших.
Выступает Фок, долго выступает, терпеливо объясняет. И они выступают. Наконец
он теряет терпение и говорит: "Вот что, товарищи, мы с вами спорим 25 лет.
За это время мы, физики, изучили диалектический материализм, знаем его, а вы,
философы, так ничего и не поняли в физике". Вынул из ушей микрофоны своего
слухового аппарата, положил все в портфель, защелкнул замочек, при гробовой
тишине зала сошел с эстрады, твердыми шагами прошел до двери и закрыл ее за
собой, как я записал потом у себя, "не слишком тихо". Это была
замечательная сцена.
Для такого поведения
тогда нужно было огромное чувство собственной независимости и правоты. Это же
было страшное время, страшный месяц, дело врачей и т.д. И хотя дело врачей,
казалось бы, к теории относительности не имеет отношения, вся эта борьба с
космополитизмом ... Вообще даже дотронуться до этого, что-то сказать в пользу
эйнштейновской теории относительности, для этого было необходимо огромное
мужество, и Фок себя вел безупречно. Если он говорил, что не согласен с
каким-то операционалистским определением, это была абсолютно честная его
научная точка зрения. Можете быть уверены, это не потому, что он к чему-то
приспосабливался. Это был мужественный человек с собственным мнением. Он был
высокого мнения о себе, считал, что он имеет право говорить то, что думает.
В: И в то же время
любовь к диамату, которая, кажется, воспринималась довольно скептически...
О: Да, она многими
так воспринималась, но бездумно, потому что слова соответствовали тому, что
талдычили громилы-философы. Его "любовь" к диамату, безусловно,
искренняя. Я Вам скажу больше, – можете меня презирать, но и я согласен с
диаматом. Сам по себе он разумен. Моя книжка об искусстве [См.: Фейнберг Е.Л.
Кибернетика, логика, искусство. М., 1981] на самом деле диаматная. Наши ужасные
диаматчики, которые учили в университете, в аспирантуре,
"разоблачали", на самом деле привили презрение к диамату.
Но прошли годы, и я
вижу, что диамат в естествознании – это антипозитивизм. В основе диамата – как
я его понимаю – очень простая вещь, заключающаяся в том, чтобы сметь принять
тезис о существовании объективного упорядоченного мира, больше ничего. Тезис,
который ниоткуда не следует (причем сами понятия "существовать",
"вещь" принимаются как первичные, "не доказуемые").
Диаматчики, наши официальные философы, "доказывают" этот тезис,
говорят что "Энгельс и Ленин доказали" или кто-то еще
"доказал" ... А доказать это невозможно, это есть синтетическое,
интуитивное суждение, которое принимается или отвергается, и этим различаются
разные философские системы. В том, что Фок принял подлинно диаматную точку
зрения, ничего странного нет, он просто принял то же, что и Эйнштейн в конце
жизни, когда говорил, например: Я не вижу никакого вреда в том, чтобы принять
"вещь" за нечто объективно существующее. Можно, наоборот, принять мир
за нечто, существующее в моем воображении, можно строить позитивистскую
концепцию, принимая за основу только соотношения между переживаниями. Это дело
свободного выбора, свободного убеждения.
Я нашел чудную
цитату из Честертона (он ведь был и философом): "Многие из наших
современных затруднений в духовной и иных областях возникают исключительно из
того, что мы смешиваем слово "неопределимый" со словом
"неясный". Вещь, которую нельзя определить, есть вещь первичная,
первичный факт. Наши руки и ноги, наши горшки и сковороды – вот что
неопределимо".
Это и отличает
диамат от других философских систем. И с этим я согласен. Думаю, что и Фок в
этом смысле согласен с диаматом, и Эйнштейн. Нет никакой опасности в том, чтобы
принять понятие "существовать" и понятие "вещь" за
первичные, неопределимые, хотя это противоречит позитивизму. Так что здесь в
"любви" Фока к диамату не нужно усматривать чего-то нехорошего, он
искренне так считал.
В: Может быть даже
не сама любовь вызывала недоумение, а то, что было много признаний в любви?
О: Это было время,
когда у интеллигентных физиков, не занимавшихся философией, диамат вызывал
отвращение. Преподавали его в ВУЗах люди безграмотные, заботящиеся только о
том, чтобы была правильная цитата и чтобы посильнее "ударить по
идеализму". И это вызывало крайнее неуважение (и у меня сначала тоже).
Поэтому никто не хотел и думать о нем всерьез, кроме тех, кто действительно
интересовался теорией познания. Просто противно было. Те самые диаматчики за
любое неправильное слово будут крыть, обвинять в идеологических ошибках, а
идеологическая ошибка означает, что это враг народа, а врага народа надо
уничтожать. Это все отталкивало. Они не могли объяснить, что такое диамат. В
общем об этом не стоит говорить особенно много.
В: А Фок это
игнорировал?
О: Фок сам занялся.
Я Вам скажу больше. Книгу Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" не
хотелось читать, во-первых, потому что ее навязывали, а во-вторых потому, что она
написана ужасно ругательно. Как он поносит идеалистов-врагов! Это отвращало от
чтения. Грубость эта имеет объективное происхождение. Книга была написана в то
время, когда провалилась первая русская революция 1905 года и из партии
большевиков начался отток, причем уходили самые интеллигентные, думающие, вроде
Богданова. А между тем, я считаю, она написана дилетантом, – он тогда не знал
по-настоящему философию (он потом занялся философией, сидя в Швейцарии во время
первой мировой войны), – но дилетантом гениальным. Он догадался до очень
многого, до чего физики не догадывались. Например, шаблонная фраза, которую
физики до сих пор произносят иронически, что электрон так же неисчерпаем, как
атом. А вы подумайте серьезно, это же провидчески: оказывается электрон – это
не просто электрон, не шарик, как думали физики, у него есть волновые качества,
спин, он и точечный, и окружен полем. Это лептон, способный к слабым
взаимодействиям и т.д. и т.д. Действительно, неисчерпаем. Объективно, здесь
Ленин выступил как гениальный дилетант.
Между прочим, во
втором издании сочинений Ленина помещались обширные комментарии, в частности,
помещались рецензии, которые писались на эту книгу. Была такая женщина-философ,
социал-демократ, меньшевичка, Аксельрод-Ортодокс. Она в советское время была
еще жива и, насколько позволяли, работала. Ее дореволюционая еще рецензия
написана серьезно. Она обсуждает книгу, но пишет, что совершенно непонятно,
почему в книге такая грубость, почему таким раздраженным тоном все это
написано, так что не хочется читать. А в советское время интеллигенция
связывала диамат только с провозглашением его как новой религии. Объяснить в
вузах, что здесь хорошо, а что плохо, преподаватели не могли, они были сами
невежествены и замордованы, сами боялись и охраняли себя потоками ругани. Они
сами не понимали, что тут главное. А Фок взял, сел, изучил и увидел, что здесь
есть очень существенные рациональные вещи.
Фок говорил то, что
думал.
Фрагмент из беседы с Анной Алексеевной Капицей
Интервью провел
Г.Е.Горелик 16 февраля 1990 года
(Природа, 1993, №
10, с.106-107)
...
В: Была ли какая-то
эволюция в отношении П.Л.Капицы к происходящему в стране? По сравнению, скажем
с началом 30-х годов.
О: И 30-е годы были
очень тяжелыми. Было раскулачивание, была деревня, это же не проходило мимо,
это было самое тяжелое.
А физиков он всегда
немедленно защищал. Он воспринимал это как безобразие нашего правительства,
безобразие нашего строя. Он не скрывал это в своих письмах. То, что он написал
Молотову, и то, что тот вернул ему письмо... Очевидно, Молотов был задет,
потому что это была абсолютная правда. И просто не хотел слушать это от другого
человека. Но Петр Леонидович всегда, как только что-нибудь случалось с
физиками, принимал участие. Он всегда считал, что его дело – защита науки,
нельзя распыляться, нельзя заниматься всем.
В: Особенно успешным
это было в случае Фока. А Вы можете найти какое-нибудь объяснение, почему так
эффективно, почему так быстро это помогло?
О: У нас никогда
нельзя сказать, почему. Потому. С Межлауком у Петра Леонидовича были нормальные
отношения. Межлаук часто обижался на него за его остроумие, за его озорство, а
он был страшный озорник. Это, конечно, приводило в ужас всех – и Академию наук,
и всех серьезных людей, он по-настоящему был озорник, с самого детства.
В: А с Фоком, Петр
Леонидович был знаком до ареста?
О: Да, он был очень
большим другом, он был очень большим другом моего отца, мы очень хорошо знали
Фока, его семью... Потом он очень уважал Фока как замечательного теоретика и
необыкновенного ученого. Фок всегда откликался на все математические просьбы
П.Л. Когда П.Л. просил его проверить какие-то математические выкладки, Фок
всегда это делал с удовольствием, но потом говорил: "П.Л., так с
математикой не обращаются". То же самое говорил Петру Леонидовичу Алексей
Николаевич [Крылов]. П.Л. всегда спрашивал: "Алексей Николаевич, вот вы
проверили мою работу, разве это неправильно?" И Алексей Николаевич мрачно
говорил: "Нет, это все правильно, но очень некрасиво". Петр
Леонидович говорил: "Для чего мне математика нужна? Чтобы она мне
помогла". Но это не был взгляд ни Алексея Николаевича, ни Фока. Они всегда
Петра Леонидовича всячески позорили за его математику. Но Петр Леонидович не
обижался, он говорил: "Я обращаюсь с математикой так, как мне нужно".
В: В этом смысле они
были похожи с Ландау. Хотя он и теоретик, но отношение к математике похожее.
О: С Ландау у Петра
Леонидовича были необыкновенно хорошие отношения всю жизнь. Ландау был очень
трудный человек, он тоже был озорник и очень любил подначивать людей, но с
Петром Леонидовичем у них никогда не было недоразумений. Никогда! П.Л. очень
уважал Ландау как большого ученого, и абсолютно не обращал внимания на его
штучки. Он говорил часто Ландау, что ни к чему чересчур раздражать людей. Но
это было просто в разговоре, это не были назидания...
В: А вот Фок ведь
совершенно другого типа человек. И с Ландау, при том, что Фок заступался за
него, если надо было...
О: Они не любили
друг друга, нет. Они может быть ценили друг друга как ученые, но это были
совершенно разные люди, и они не могли находить ничего общего в человеческих
отношениях.
В: А как Вы
воспринимали Фока?
О: Фок был
необыкновенно, глубоко порядочный человек. Такая интеллигентская черта
порядочности, честности. Полное сознание того, что ты делаешь. Все это было у
Фока.
В: Его положение
среди физиков было довольно изолированным.
О: Во-первых, он был
глухой. Это очень действует, в смысле контакта.
В: В основном
вызывало удивление, как я понимаю, что он очень высоко ставил диалектический материализм.
В статьях своих...
О: Каждый человек
имеет право на свое суждение. В чем я совершено никогда не сомневалась, – в
том, что это было честно, абсолютно. Фок очень интересный человек, с большим
собственным достоинством, характером. Фок – очень большая, очень своеобразная и
очень интересная фигура. Очень! Особенно в нашей жизни. Потому что он стоит
как-то обособленно. Он очень был дружен с Алексеем Николаевичем. Они очень были
дружны! Это была большая человеческая дружба.
В: В некоторых его
проявлениях усматривается какое-то чудачество, слишком теоретическое отношение
к жизни.
О: Наверное, это
было. Фок мог, конечно, удивлять людей своими взглядами, но это просто от
непонимания его, его своеобразности. Он был очень своеобразный человек, а
своеобразный человек – это не легкий человек. И он совсем не был легким
человеком. Совсем не был всепрощающим. Ничего подобного. Фок был иногда очень
доверчив, это было в его характере. У Петра Леонидовича и у меня не было такой
доверчивости, мы всегда смотрели на все очень критически, – могло это быть на
самом деле или не могло. И все эти "процессы" и все такое для нас
было совершенно ясно. Я не могу сказать, мог Фок верить или нет, но во всяком
случае он был гораздо более доверчив, чем П.Л. Фок очень интересная и своеобразная
фигура. И очень непростая.
В: К сожалению,
общественное мнение физиков принимает его упрощенно.
О: Понимаете,
физики-теоретики – очень бурно мыслящие люди. Такой человек, как Фок, который
имеет какие-то свои точки зрения, может быть даже никак не соответствующие
точкам зрения других теоретиков, раздражает теоретиков гораздо больше, чем они
– Фока. Фок на это смотрит более отвлеченно, а теоретики со своей
необыкновенной возбуждаемостью и темпераментом, конечно, не могут переносить
такого человека, который не реагирует на их штучки.
Список литературы
1. Горелик Г.Е. "Моя антисоветская
деятельность..." (Один год из жизни Л.Д.Ландау) // Природа. 1991. № 11.
С.93-104.
2. Фок В.А. Теория пространства, времени и
тяготения. М., 1955. С.16.
3. Фок В.А. Работы А.А.Фридмана по теории
тяготения Эйнштейна (1963) // Фридман А.А. Избранные труды. М., 1966. С.399.
4. АРАН 1034-1-191, л.1-3об.
5. Александров А.Д. Владимир Александрович
Фок // Александров А.Д. Проблемы науки и позиция ученого. Л., 1988. С.489-496. Александров
А.Д. Беседа с Г.Е.Гореликом 17.10.1989.
6. Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989.
С.124.
7. АРАН 1034-1-549.
8. Фок В.А. О движении конечных масс в общей
теории относительности (1939) // Альберт Эйнштейн и теория гравитации. М.,
1979. С.232-284.
9. Фок В.А. Альберт Эйнштейн (по поводу
60-летия со дня рождения) // Природа 1939. № 7. С.95-97.
10. Фок В.А. Система Коперника и система
Птолемея в свете общей теории относительности // Николай Коперник. М., 1947.
С.180-186.
11. Там же, с.40.
12. См. Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция
физики. М., 1965. С.176.
13. Горелик Г.Е. Физика университетская и
академическая, или наука в сильном социальном поле // ВИЕТ 1991. № 1; 32-46.
14. Фок В.А. Основные законы физики в свете
диалектического материализма // Вестник ЛГУ 1949. № 4. С.34-47. См. сн. 20,
л.117.
15. Мандельштам Л.И. Полное собрание трудов.
Т.5. М., 1950.
16. Фок В.А. [Рецензия на кн.] Мандельштам
Л.И. Полное собрание трудов. Т.5. Под ред. М.А.Леонтовича. М., 1950. // УФН
1951. Т.45. С.160-163.
17. Академик Л.И.Мандельштам. К 100-летию со дня
рождения. М., 1979. С.306.
18. Фок В.А. Против невежественной критики
современных физических теорий // Вопросы философии 1953. № 1. С.168-174.
19. Стенограмма расширенного заседания Ученого
совета ФИАНа 9.2.1953 // АРАН 532-1-232, л.5.
20. Личное дело В.А.Фока // АРАН 411-14-127, л.119.
21. АРАН 1034-3-691, л.31-32об.
22. АРАН 1034-3-160, л.8-10.
23. Эйнштейн и современная физика. Сборник памяти
А.Эйнштейна. М., 1956.
24. Там же, с.238.
25. Личное дело В.А.Фока // АРАН 411-14-127, л.136.
26. Фок В.А. Принцип относительности к
средствам наблюдения в современной физике // Вестник АН СССР 1971. № 4. С.12.
27. Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989.
С.124.
28. Личное дело В.А.Фока // АРАН 411-14-127, л.6;
Физики о физиках. Л., 1990. С.165.
29. Эйнштейн и современная физика. Сборник памяти
А.Эйнштейна. М., 1956. C.160.
30. Там же, с.79.
31. Эйнштейн А. Собр. научн. тр. Т.4. М.,
1967, с.572.
32. Там же, с.570.
33. Эйнштейн и современная физика. Сборник памяти
А.Эйнштейна. М., 1956. C.79.
34. Эйнштейн А. Собр. научн. тр. Т.4. М.,
1967. C.311.
35. Фейнберг Е.Л. Нильс Бор. Москва, 1961. //
Нильс Бор и наука ХХ века. Киев, 1988. С.32.
36. Александров А.Д. Владимир Александрович
Фок // Александров А.Д. Проблемы науки и позиция ученого. Л., 1988.
С.489.
37. Фок В.А. Письмо в редакцию ПЗМ по поводу
рецензии Э.Кольмана (№2, 1940) на статью Л.Ландау в "Знание-сила" (№
7-11. 1939) // АРАН 1515-2-98.
38. Фок В.А. Теория пространства, времени и
тяготения. М., 1955. С.472.
Источник:
текст предоставлен автором;
печатный вариант: Природа, 1993, 10, с.81-93.