З. М. Каневский

«И СТАНУТ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ИМЕНА...»

От редакции. В географии Арктики нет «белых пятен» – все открыто, положено на карту, в значительной мере изучено, во многом освоено. Совсем иное дело – «белые пятна» в истории Заполярья. Если говорить о затерявшихся арктических экспедициях или незаслуженно забытых именах, то тут все, как везде и всюду, подобное характерно не только для Арктики, но и для любой другой географической области Земли. Речь пойдет совсем о других пробелах, вызванных отнюдь не объективными причинами.

В 30–50-х годах XX века не было на Крайнем Севере ни одной сферы деятельности, исследовательской или производственной ячейки, ни единого что ни на есть «беломедвежьего» уголка, куда не дотянулись бы руки палачей, орудовавших на Большой земле, где не были бы обнаружены «враги народа», откуда не повезли бы на скорый суд и еще более скорую расправу советских полярников.

Автор очерка Зиновий Михайлович Каневский, почетный полярник, писатель, более двадцати лет занимается историей Арктики. Ей посвящено десять его книг. Но только сейчас стало возможным написать о трагических годах Советской Арктики, вспомнить тех, чьи имена оказались надолго вычеркнутыми из истории. Очерк представляет собой фрагмент большой работы писателя о «белых пятнах» в истории Белого безмолвия.

Р.Л.Самойлович (1881–1940?)	М.М.Ермолаев (р. в 1905)	Н.Н.Урванцев (1893–1985)	Н.Р.Шмидт (1906–1942)	А.П.Бабич (1899–1950)

С некоторых пор повелось считать, будто все знаменитые свершения в Арктике, датируемые 1937 годом, объяснимы кровавыми репрессиями, бушевавшими на материке. Рисуется такая картина: в стране идут преследования и массовые убийства ни в чем не повинных людей, западная пропаганда, естественно, не оставляет этого без внимания – и вот в противовес трагическому и непостижимому, в те же самые дни люди вершат в Арктике подвиги: на лед Северного полюса высаживается четверка папанинцев, через полюс в Америку летят экипажи Чкалова и Громова, затем осуществляется 812-дневный дрейф по всей Центральной Арктике ледокольного парохода «Г.Седов», и держава восторженно приветствует пятнадцать новых Героев Советского Союза! Правомерна ли такая точка зрения! Вряд ли.

Во-первых, мы знаем, что полярная героика вовсе не «датируется» одним пусть самым ярким годом или даже десятилетием. Как, впрочем, и репрессии. Героическими были стародавние плавания поморов, экспедиции российских гидрографов XVIII века, высокоширотные операции в предреволюционное время, первые в истории полеты над Ледовитым океаном (1914 г.). А потому нет оснований выделять арктический 1937 год в качестве своеобразной «компенсации за репрессии». Другое дело, Сталин и его окружение блестяще использовали в пропагандистских целях все, что трудом, а нередко и кровью, добывалось нашими самоотверженными полярниками.

Во-вторых, нельзя сводить репрессии к одному единственному году – временной диапазон Большого террора куда как растянут.

Ну, а в-третьих, и в главных, сама Арктика оказалась ареной массовых репрессий, в этом малонаселенном краю людей было «изъято» великое множество...

Сейчас даже трудно назвать первую жертву произвола. Возможно, ею стал профессор – геолог П.В.Виттенбург, крупный исследователь Шпицбергена и Новой Земли, Таймыра и Якутии. Его арестовали в 1930 году и приговорили к расстрелу, замененному позднее десятью годами лагеря. И его, как пел В. Высоцкий в своей знаменитой «Баньке», «повезли из Сибири в Сибирь» – на остров Вайгач, в те самые шахты, которым дали начало его же собственные изыскания! По счастью, через пять лет П.В.Виттенбурга освободили, и он умер своей смертью в родном Ленинграде, дождавшись прижизненной реабилитации.

В 1932 году был создан своеобразный «Наркомат Севера» – Главное управление Северного морского пути при Совнаркоме СССР (ГУСМП), возглавляемое О.Ю.Шмидтом. Шел «золотой век» советской Арктики: строились порты и полярные станции, крепла северная авиация, совершались выдающиеся плавания по ледовой трассе, полярники получали ордена, их провожали и встречали под гром оркестров! Однако уже в середине 30-х годов обстановка в стране начала накаляться, зазвучали зловещие словечки о «врагах» и «чуждых элементах», о беспощадной, с каждым днем ожесточающейся «классовой борьбе». Ответственные работники Главсевморпути одними из первых были объявлены «вредителями на трассе», «диверсантами и шпионами»...

Арестовали и расстреляли бывшего наркома водного транспорта СССР, заместителя начальника Главсевморпути старого большевика Н.М.Янсона, начальника Политуправления ГУСМП, крупного партийного работника С.А.Бергавинова и других руководителей. Не пощадили даже героев-челюскинцев: двух заместителей О.Ю.Шмидта по челюскинской экспедиции А.Н.Боброва и И.Л.Баевского, доктора географических наук гидролога и гидрографа П.К.Хмызникова (Павел Константинович еще в ледовом «лагере Шмидта» составлял в 1934 году программу будущей экспедиции на Северный полюс, блестяще осуществленной в 1937 году.).

Но самые тяжелые, потери Арктика понесла в 1937–1938 годах. Из-за крайне тяжелой навигации 1937 года, из-за феноменальной неразберихи и головотяпства отдельных ответственных чиновников на Большой земле, из-за отсутствия полноценной ледовой авиаразведки (почти все самолеты были брошены в августе 1937 года на поиски бесследно исчезнувшей машины С.А.Леваневского) на трассе Северного морского пути зазимовал практически весь флот Главсевморпути – свыше двадцати транспортных судов и несколько ледоколов. Было произнесено страшное слово: «вредительство». Речь-то шла о заурядной некомпетентности должностных лиц, о процветающем и поныне профессиональном невежестве, халатности (конечно, непростительной), плюс к этому – о настоящих объективных трудностях: о надвинувшихся на трассу тяжелых льдах, слабых ледоколах и грузовых судах. А итогом стало обвинение в антисоветской деятельности.

Среди судов, вынужденно зазимовавших во льдах в навигацию 1937 года, были три ледокольных парохода – «Садко», «Г.Седов» и «Малыгин» с 217 членами экипажей и сотрудниками экспедиции на борту. Из-за растерянности береговых властей, отдававших капитанам часто противоречивые и всегда запаздывающие приказания, было упущено время. Суда оказались в принудительном дрейфе, льды и течения неумолимо уносили их в Центральную Арктику. В «Лагере Трех кораблей» царила тревога. Начальник этой уникальной дрейфующей экспедиции занес тогда в дневник горькие слова о руководителях, обрекших множество людей на лишения:

«Видя их поразительную нераспорядительность, с большой тревогой предусматриваю тяжелый итог навигации». А дальше – фраза, как бы впитавшая в себя отравленную атмосферу самой эпохи: «Потом, уже во время зимовки, мы узнали, что их действия были вредительскими»... Однако миновало всего несколько месяцев, и вредителями были названы сам начальник экспедиции и его многочисленные соратники и ученики.

Тем начальником был легендарный советский полярный исследователь, в прошлом революционер-подпольщик и один из первооткрывателей шпицбергенских каменноугольных месторождений, участник и руководитель двадцати одной арктической экспедиции (в том числе исторического похода ледокола «Красин» на спасение экспедиции У.Нобиле в 1928 году), создатель и директор Арктического института профессор Р.Л.Самойлович. Рядом с ним на борту «Садко» был молодой географ и геолог, один из первых советских полярных гляциологов М.М.Ермолаев, зимовавший на Новой Земле во время Второго международного полярного года (Земля и Вселенная, 1982, № 4, с. 61.– Ред.). На «Садко» и «Г.Седове» были лучшие из лучших – полярные гидрографы, первопроходцы и лоцманы трассы Северного морского пути во главе с руководителем Гидрографического управления Главсевморпути П.В.Орловским и замечательным арктическим мореплавателем Н.И.Евгеновым, который первым увидел 3 сентября 1913 года берега не обозначенного дотоле на карте архипелага – Северной Земли (Земля и Вселенная, 1988, № 6, с. 38 – Ред.).

Весной 1938 года обитатели «Лагеря Трех кораблей», едва вернувшись в Ленинград, попали в мясорубку репрессий. В Кисловодском санатории был схвачен Самойлович. Схвачен – и бесследно исчез, как исчезли его друзья не только по Северу: академик Н.П.Горбунов, видный государственный деятель А.С.Енукидзе, воин, дипломат и писатель А.Я.Аросев (отец известной актрисы театра и кино О.А.Аросевой), генеральный консул на норвежском Шпицбергене и управляющий трестом «Арктикуголь» М.Э.Плисецкий (отец прославленной советской балерины).

Лишь в 1957 году родственники Рудольфа Лазаревича получили справку о его посмертной реабилитации и еще один документ, выданный Сокольническим ЗАГСом г.Москвы (очевидно, это связано с местоположением Сокольнической тюрьмы), из которого явствует, что заключенный Самойлович Р.Л. умер 15 мая 1940 года. Там, где полагается указать причину и место смерти, стоят чернильные прочерки... В зарубежных энциклопедических изданиях и статьях, посвященных Самойловичу, рядом с датой смерти – знак вопроса! Трудно поверить, что пятидесятисемилетний профессор смог выдержать в застенках целых два года. Его, скорее всего, не стало осенью 1938 года, но чтобы количеством уничтоженных «врагов» 1937 и 1938 годы не столь разительно отличались от соседних лет, соответствующие ведомства занимались произвольным «разбросом» дат их смерти, кощунственным убиением уже мертвых мучеников...

На долгие семнадцать лет отправились в лагеря и ссылки М.М.Ермолаев и Н.Н.Урванцев – заместитель директора Арктического института, открыватель богатств Норильска. Многие годы провели без права на доброе имя Н.И.Евгенов и П.В.Орловский. Им удалось вернуться домой, а Евгенову – дожить до полной реабилитации.

Осиротел Арктический институт, осиротела полярная гидрография (около 15 человек было репрессировано, 150 – уволено). Был арестован и погиб в заключении профессор П.А.Молчанов, изобретатель первого в мире радиозонда – прибора, с которого по существу началась в нашей стране эра исследований верхней атмосферы.

Исчезли и спутники Самойловича по «Красину», мужественно спасавшие в 1928 году итальянских воздухоплавателей из группы У. Нобиле. Погиб красинский комиссар П.Ю.Орас, дипломат и военный моряк, к тому же – полиглот (среди языков, на которых он мог изъясняться, был и арабский!). А когда началась Великая Отечественная война, в Ташкенте как немецкого шпиона арестовали и расстреляли прекрасного инженера-радиста Н.Р.Шмидта – того самого, кто первым услышал в глухом костромском селе сигналы бедствия, передаваемые из Красной палатки Нобиле... Н.Р.Шмидт был посмертно реабилитирован всего несколько лет назад.

К полярным летчикам судьба оказалась милостивой. Впрочем, только ли судьба! В 1985 году, во время юбилейного чествования первого начальника нашей полярной авиации генерала и Героя Советского Союза М.И.Шевелева, другой прославленный арктический авиатор, тоже генерал и Герой И.П.Мазурук, человек прямой и вовсе не склонный к сантиментам, сказал с волнением в голосе:

– У нас в полярной авиации в конце 30-х годов было несколько сот пилотов, штурманов, радистов, механиков, и ни одного Марк Иванович в лапы культа не отдал, ни одного! Что греха таить, бывали у нас и дисциплинарные нарушения, случались аварии и даже катастрофы, и так легко было бы превратить виноватого во «врага народа». Но Марк Иванович не дал в обиду ни единого! Сами понимаете, как он тогда рисковал, хотя был и Героем, и депутатом – разве мы мало знаем героев и депутатов, лидеров партии и государства, сгинувших в сталинских застенках!..

В 40-е годы, когда М.И.Шевелёв служил в боевой авиации, некоторые полярные пилоты все же оказались в «лапах» культа. По клеветническим наветам арестовали знаменитых в Арктике летчиков Ф.Б.Фариха и В.М.Махоткина, любимца всей полярной авиации бортмеханика Н.Л.Кекушева, награжденного боевыми орденами еще в Гражданскую войну, а за участие в полюсной эпопее 1937 года – орденом Ленина. В годы Отечественной войны Кекушев летал на самолете полярного летчика Г.К.Орлова в блокадный Ленинград, они совершили пятьдесят девять рейсов, вывозя на своем Ли-2 сотрудников Арктического института и бесценные научные архивы. «Наградой» Кекушеву стали джезказганские лагеря (ранее в его жизни были и ухтинские)... Вернувшись оттуда через шесть лет, Николай Львович с присущим ему юмором рассказывал друзьям о своей деятельности в качестве бригадира стройбригады, состоявшей из заключенных:

– Бригада у меня была знатная. Представляете, один – бывший комбриг, второй – бригаденфюрер войск СС, третий – из испанских интербригадовцев, да и остальные не хуже!

Особенно уязвимы для репрессий были полярные капитаны – редкая навигация завершалась безаварийно, так что нетрудно было объявить любое происшествие во льдах происками врагов, окопавшихся в капитанской каюте. Но капитанов до поры до времени репрессии обходили стороной, пик их пришелся на 40-е, в основном послевоенные годы. Нескольких капитанов обвинили в преднамеренной аварии и на долгие годы упрятали в заключение. Бывалого ледокольщика капитана Ю.К.Хлебникова, кавалера ордена Ленина, заслужившего за войну один из самых редких и почетных во флоте орден Нахимова, арестовали в 1948 году и на десять лет отправили во глубину угольных шахт Воркуты, «на сталинский курорт», как говорил потом сам Юрий Константинович...

А вот капитана ледокольного парохода «Садко» А.Г.Корельского ждали не тюрьма, не лагерь и не ссылка. Знаменитый северный судоводитель, он сумел «продержаться на плаву» самые страшные годы, но военной осенью 1941-го его судно, следовавшее из Диксона на Землю Франца-Иосифа, наскочило на мель в Карском море и затонуло. Погиб один человек, остальных спас подоспевший ледокол «Ленин». И хотя та злополучная подводная мель не была отмечена ни на одной карте, что снимает с арктического капитана всякую вину (ибо льды вынуждают его все время маневрировать, резко менять курс), Корельского обвинили во вредительстве и приговорили к расстрелу. Буквально за несколько суток до этой аварии «Садко» доставил в Диксон другого смертника, начальника полярной станции «Остров Домашний» в архипелаге Северной Земли А.Л.Бабича.

Этот скромный и мужественный человек почти двадцать лет отдал морю и Арктике: ходил радистом на ледоколе «Ермак», бывал в загранплаваниях на судах Совторгфлота, служил в мурманском траловом флоте, а с 1935 по 1941 годы, с небольшим перерывом, зимовал на полярных станциях Главсевморпути. Александр Павлович как отличный радист одним из первых заслужил звание «Почетного полярника». Его предвоенной зимовкой стал остров Домашний. Коллектив станции из трех человек, возглавляемый Бабичем, решил остаться на повторную зимовку и при этом обеспечить нормальную работу станции без дополнительного завоза грузов. Начальник Главсевморпути И.Д.Папанин одобрил их инициативу.

22 июня началась война. Можно лишь догадываться, какие чувства испытывали 447 зимовщиков советских полярных станций, услышав первые ошеломляющие вести с фронтов. Все знавшие Бабича сходятся в одном: он был из тех, кто не умел молчать, видя вопиющее противоречие между словом и делом. Вслух, не таясь, задавал он вопросы, застывшие тогда на устах у миллионов людей. Как это могло произойти? Куда девалась мощь Красной Армии? Чего стоят слова «малой кровью» и «могучий удар»? И где, наконец, «вождь» с его гениальной прозорливостью?!

Бабич возмущался, не выбирая выражений, а через два месяца все эти выражения ему сполна процитировали «компетентные органы»... Еще раньше, весной, начальник станции Бабич дал на имя Папанина шифрованную радиограмму о том, что на зимовке начались раздоры между двумя его подчиненными и что он просит начальство разобраться в конфликте и вывезти одного из них на Большую землю. И.Д.Папанин распорядился вывезти в Диксон всех троих. За ними и был послан «Садко», ведомый Корельским. В Диксоне несчастный начальник зимовки мгновенно попал в руки работников НКВД.

Арестованного доставили в Красноярск и водворили в одиночную камеру внутренней тюрьмы. Четыре сменявших друг друга следователя требовали, чтобы Бабич подписал обвинительное заключение, чудовищное по своему содержанию. Оказывается, еще семнадцатилетним Сашко Бабич, уроженец Новороссийска, находился в рядах «действующей турецкой армии, орудовавшей против советской власти (в 1916 году! – З.К.) на юге России». Затем, говорилось в обвинительном заключении, будучи офицером деникинской контрразведки, Бабич бежал после разгрома белых банд за границу, был завербован там разведками сразу нескольких держав, и вся его последующая деятельность на родине – с 1922 по 1941 год – была лишь изощренной маскировкой, мешавшей «органам» раскрыть шпиона. Но вот в августе 1941 года он наконец-то попался, ибо замыслил захватить ледокольный пароход «Садко» и передать его в руки фашистов! (Правдой из всего этого было только то, что в 1916 году Бабич, действительно, ушел добровольцем на турецкий фронт первой Мировой войны, после чего пять лет скитался по свету в поисках работы. В 1922 году он отправился к нашему полпреду в Берлине и вскоре навсегда вернулся домой).

«Факты» тем временем стремительно нагромождались: Бабич – шпион, он отрицательно относился к вождю народов, к сталинской конституции, к колхозному строительству. Далее, «располагая средствами связи на зимовке, он имел радиоконтакт с немецкими подводными лодками, через которые передавал врагу секретные сведения и организовывал передачу немцам нашего арктического флота» – не более и не менее! Сегодня достоверно известно: в 1941 году ни одна фашистская подводная лодка или надводный корабль не проникали в Карское море. Пиратские рейды гитлеровцев начались позднее, в навигацию 1942 года, когда Бабича уже не было в Арктике...

7 января 1942 года Военный трибунал приговорил Бабича А.П. к расстрелу. Просидев в камере смертников 75 суток, он узнал, что расстрел заменен десятью годами лагерей. В конце апреля его, опухшего от голода, взяли в этап, направлявшийся в Бурятию, на «Джидокомбинат». Там его сразу же направили на рудник «Первомайский», о котором среди заключенных ходили самые мрачные слухи. К осени его настигла цинга, ноги покрылись гноящимися ранами, но его чуть ли не волоком переправили в другую точку, на Инкур, где работа также шла в открытых забоях. Ни пимов, ни рукавиц не выдавали... Начальство гноило непокорных (а Бабич неизменно был среди них!) в ледяных карцерах, науськивало друг на друга, устраивало провокации. Однажды Бабича так изувечил комендант лагеря, что два месяца он был не в состоянии сойти с нар...

В 1944 году на руднике был открыт «контрреволюционный заговор», и снова пошли истязания, требования признать, оговорить, подписать. В апреле 1946 года Бабичу дали новый срок 10 лет с погашением уже отбытого. А еще через год Бабич пишет жалобу на имя Генерального прокурора СССР. Копия этой жалобы, неисповедимыми путями вырвавшейся-таки на волю, находится у меня: в ней 18 машинописных страниц. Именно по ней и по рассказам детей А.П.Бабича я передаю его трагедию.

«В период Отечественной войны,– пишет Бабич – моя жалоба была бы неуместна, так как война налагала на всех граждан СССР, а тем более на органы власти, более серьезные и ответственные обязанности, чем разбор судебных дел отдельных лиц. (Поразительно – он словно совестится отрывать «по пустякам» занятых людей! – З.К.). Тем более, что после решения Особого совещания 1946 года я совершенно оставил мысль писать какую бы то ни было жалобу, так как это решение убедило меня в том, что никакого правосудия в нашей стране не существует... Советское правосудие является лишь ширмой, за которой скрываются грязь, подтасовка и произвол советских чиновников... Если бы я сразу же после ареста признал правильность предъявленных мне обвинений, я бы сохранил свое здоровье, приговор трибунала все равно не мог бы быть более жестоким, так как больше расстрела ни один суд не в состоянии присудить при всей жестокости судей! После суда я попал бы в лагерь не искалеченным физически и морально, а здоровым человеком, способным разговаривать полным голосом, как на воле до ареста». Такие слова написаны заключенным А.П.Бабичем сорок с лишним лет назад, в январе 1947 года.

Нужно ли говорить, что жалоба, даже если бы она и дошла до высокого адресата, не принесла ее автору ни малейшего облегчения! Промучившись в Джидинских лагерях более восьми лет (плюс ужасный тюремный долагерный год), Александр Павлович Бабич, бывший полярник-зимовщик, бывший моряк, отец троих детей, умер 14 июля 1950 года на берегу реки Джиды, левого притока красавицы-Селенги, впадающей в «священный Байкал»...

Вернувшаяся с войны, где была радисткой, старшая дочь Бабича Людмила начала хлопоты по инстанциям. Ей помогали наши прославленные полярники, Герои Советского Союза. Но лишь 5 августа 1965 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговор по делу А.П.Бабича «за отсутствием состава преступления»...

Репрессии убивали всех – «от солдата до маршала». В Арктике – от рядового Бабича до высших руководителей, до расстрелянного перед войной командующего Северным флотом флагмана флота 1 ранга К.И.Душенова, до начальника Главсевморпути министра морского флота СССР А.А.Афанасьева. И в то самое время, когда заключенный Бабич писал сочащуюся живой кровью кассационную жалобу, взывая к милосердию и справедливости, папанинца, Героя Советского Союза и будущего академика Е.К.Федорова судили зловещим «судом чести» за «низкопоклонство перед Западом». А его заместителя по Гидрометеослужбе, тоже заслуженного полярника-зимовщика Я.С.Либина ждал неминуемый арест и он предпочел выстрелить в себя...

В своем последнем письме к родным в Ленинград (оно пришло уже после смерти заключенного) А.П.Бабич с горечью и надеждой писал: «Мне все кажется, что я нахожусь не в лагере, а на дальней зимовке и никак не могу вернуться с нее на Большую землю. Но ведь когда-нибудь эта зимовка кончится!..»

Сегодня началось его возвращение домой.

Источник: Зиновий Каневский. "И станут возвращаться имена..."
// Земля и Вселенная. 1989, №1, с.60-66.