предыдущий документ | следующий документ
|
НКВД УССР
Заявление Пятигорского Л.М.
В конце июня этого года я шёл на лекцию в университет. Меня остановил иностранный специалист инженер Вайсберг и начал со мной разговор о том, что его несправедливо уволили из ОСГО. Предложил мне затем зайти в кафе, взял пирожных и перевёл разговор на положение в УФТИ. Это положение он охарактеризовал так: научный уровень института снижается, институт идёт к гибели. В качестве причин он выставлял то, что Гей и другие члены партии, которые не подготовлены к научной работе, тянут институт вниз, снижают его уровень до своего. По его мнению, директор Давидович губит институт. Вайсберг также намекнул мне на то, что, по его мнению, спецработу т. Гей в Москве «выпросил». Выходом из создавшегося положения он считал бы иметь в УФТИ руководство парторганизацией из рабочих, а секретарём «крепкого парня». Попутно надо готовить кадры коммунистов — научных работников. Никаких конкретных мероприятий Вайсберг при мне не называл. Я высказал несогласие с тем, что коммунисты тянут УФТИ вниз. В доказательство того, что это ложь, привёл в пример Гарбера и Комарова, которые, по-моему, вполне в курсе научных интересов института. На этом наш разговор закончился. Вайсберг прекрасно ориентируется в политической обстановке в СССР, часто высказывает совершенно твёрдые, правильные утверждения. Поэтому посчитать его разговор со мной политической ошибкой я не мог и стал присматриваться к Вайсбергу. Бросилось в глаза то, что он со многими сотрудниками УФТИ подолгу беседует, расхаживая с ними по асфальтовой дорожке во дворе. В частности, он обрабатывал, как мне кажется, членов партии, помощника директора института т.Кравченко, имея с ним несколько продолжительных разговоров. От некоторых сотрудников я слышал, что он им говорил о рабочих аспирантах (коммунистах), что никуда не годится. Постепенно у меня начало складываться впечатление, что Вайсберг создаёт в УФТИ склочную обстановку, организовывает атмосферу слухов, сплетен, враждебного отношения к парторганизации и дирекции. О своих подозрениях я в конце июня довёл до сведения т.Заливадного. У нас в УФТИ работает ряд иностранцев. От Тиссы, сотрудника теоретического отделения, я не раз слышал «новости» о разворачивании «склоки» в УФТИ и в большинстве случаев на мой вопрос, где ты всё это набираешь, он мне отвечал, что слышал всё от Вайсельберга (тоже иностранец, не работает, но живёт в УФТИ). Вайсельберг приятель Вайсберга. Я рекомендовал ему поменьше питаться слухами, но он мне ответил, что узнаёт их волей-неволей, так как ужинает у Вайсельберга. Всё это ещё раз говорит о том, что Вайсберг находится в центре или, во всяком случае, близко от центра группы людей, которым нужна склока. Деятельное участие в этой группе принимала (иностранка) Варвара Руэманн. От Ландау я слышал, что (иностранец) Хоутерманс определил продолжительность жизни нашего УФТИ в 2 месяца. На научном языке сказал, что означает только то, что если все дела будут идти так, как идут, то больше 2 месяцев институт не протянет. Таким образом, на Вайсберга сориентированы В.Руэманн, Хоутерманс, Тисса, который объяснял своё недовольство чисто плохими отношениями с Давидовичем. Корец неохотно вступал в разговоры со мною. В группе людей, которые организовывают склоку (Вайсберг, Корец, Ландау, Шубников, В.Руэманн), он играл, по-моему, видную роль. Его называли организатором положительной программы. Так, якобы в критической статье в стенгазете он дискредитировал двух сотрудников спецлаборатории, членов комитета комсомола, приводил их в пример неправильной политики зарплаты в институте. У Ландау я видел список сотрудников с указанием их зарплаты, причём против каждого проставлена ещё зарплата, которую следовало бы платить. Думаю, что весь список и вся идея упорядочения зарплаты в духе статьи Кореца и по идее самого Кореца. Сам Корец получал зарплату, совершенно не соответствующую его работе в УФТИ. Корец имел чрезвычайно плохое влияние на Ландау. Они находились в дружеских отношениях, очень много бывали вместе и была явно видна перемена Ландау в худшую сторону по приезде Кореца в институт. Вместо того, чтобы осуществлять подготовку кадров организованно, Корец толкал Ландау на путь авантюризма, отрыва от партии, самостоятельных действий, причём всегда в конечном счёте думал о том, что борьба с Давидовичем идёт на «кто—кого» и, если потерять в темпе, то Давидович уничтожит институт. Думаю, что большинство вредных идей принадлежат Корецу (новая смета зарплаты, разделение института на две части, если мы не съедим Давидовича, то Давидович съест нас, идея о блокировании с иностранцами и др.). Во всяком случае, говорит он всегда очень демагогически, уверенно, всегда делая вид, что, кто не согласен с ним, тот желает гибели институту. На комитете комсомола Корец признал, что скрыл своё соцпроисхождение, а Ландау на следующий день опять убеждал, что не скрыл. В то же время убеждал Ландау, что уход Ландау с работы вредно отразится на Кореце. Вот такая двуличность есть характерная черта Кореца. Я уверен, что Корец стоит в центре склоки. Не думаю, чтобы он один мог сыграть вреднейшую, дезорганизующую роль в УФТИ, разлагая сотрудников, противопоставляя себя, свою линию линии парторганизации, создавая вокруг парторганизации и комсомола нездоровую атмосферу, тем самым проводя практически вредную работу. Ландау очень часто заводил со мной беседы о порядках в институте. Он говорил мне о том, что институт идёт к гибели, Давидович ведёт институт к развалу. Говорил мне, что спецработы сильно снижают уровень института, что спецработы он выпросил в Москве для того, чтобы выслужиться и загрузить институт спецработой. По его мнению, в институте имеется часть сотрудников - Гей, Заливадный, Музканский и др. во главе с Давидовичем, которым на руку, чтобы институт шёл вниз - они тогда не вылетят. Ландау несколько раз говорил мне о том, что неправильно построена в институте зарплата.., что «слуцкины не грамотны в физике и это факт, а вот считаются физиками». Вообще такая тенденция на изоляцию некоторых служащих (спецлаб) от института. Ландау убеждал меня, например, в необходимости разделить институт на две части - лаборатория Слуцкина совместно с лабораторией ядерной отдельно и, кроме того, отдельно «собственно УФТИ» из Шубникова, Обреимова и Ландау. Ландау говорил мне о том, что спецработа в УФТИ будет провалена, так как её поручили не настоящим физикам, не привлекли научных руководителей. Вообще получилось так: смотрите, что они делают – набирают спецработу, нельзя этого делать. А уж если брать, то необходимо поручать её научным руководителям и, одновременно, говорилось о снижении уровня спецработ. Эти разговоры сначала шли, понятно, по линии критики Давидовича, и я тогда разделял в разговоре с Ландау его мнение о том, что Давидович нетактичен, но против его разговоров о спецработах и спецработниках делал решительный отпор. Позже, когда я стал замечать в разговорах Ландау то же, что сказал Вайсберг, я решительно советовал ему действовать через парторганизацию и не вдаваться в авантюры. Но Корец имел сильное влияние на Ландау, и Ландау не хотел никого слушать. По-моему, путь антисоветских разговоров, о которых я говорил, Ландау занимает благодаря Корецу. О том, что от Ландау пахнет Вайсбергом, я заявил Комарову. Ландау же говорил, что снятие Давидовича есть первый этап борьбы за развитие физики в Советском Союзе. План он рисовал примерно такой: 1) Добиться снятия Давидовича; 2) Укрепить УФТИ как научную единицу; 3) Сделать из УФТИ центр подготовки кадров. Кореца Ландау называл организатором, так как будто бы Корец внёс ему ряд ценных предложений, как готовить кадры. Мне представляется, что в основе своей Ландау не хотел вести антисоветскую линию, но, сблизившись с Корецом, пошёл по враждебному партии пути. Буквальная травля Стрельникова как научного работника, то, что его не хотели утверждать кандидатом наук в то время, как Бриллиантова утвердили, ещё раз подчеркивает политическую направленность группировки, организовавшей склоку. Я часто говорил Ландау: «Вы против Стрельникова, а почему утвердили Бриллиантова?» Он говорил тогда, что, мол, имела место ошибка, что Бриллиантова утвердили. Когда я говорил о всём этом с Ландау, он мне заявил: «что же я травлю коммунистов, что ли?» Я не мог ему ничего возразить ибо этого означало бы обвинение в антисоветском поступке своего научного руководителя, а в институте парторганизация осторожно подходила к политической характеристике Ландау. Лично я знаю Ландау с 1932 г., с тех пор, как он приехал в УФТИ. Мне всё время казалось, что он становится всё ближе к партии и партийным взглядам, но так было только до тех пор, как Корец не начал на него влиять. В конце я хотел бы отметить, что, по-моему, просто ошибкой назвать творящееся в УФТИ нельзя, как я говорил в своё время Заливадному и Комарову и как ещё всё ясно мне стало потом, в УФТИ склока была только ширмой, методом, который был составной частью более широкой авантюры.
|
Источник: Ю.В.Павленко, Ю.Н.Ранюк, Ю.А.Храмов.
"Дело" УФТИ. 1935-1938.
Киев: "Феникс", 1998, с.181-183.