Романтизм под подозрением
"Новая газета", № 65, 04-07.09.2008
Какое место в современном мире занимает гуманитарное
знание и что такое неопрагматизм?
От ответа на этот вопрос - по прогнозам некоторых
футурологов - зависит будущее человечества. Обозреватели "Новой"
намерены обсудить проблему с самыми незаурядными умами современности. Наш
первый собеседник - Борис ГАСПАРОВ, звезда мировой лингвистики, ученик Лотмана,
тридцать лет назад уехавший из России, профессор Колумбийского университета,
один из тех, о ком можно сказать: гуманитарий до корней волос.
- Как вы считаете, если современных людей обучать так, чтобы
они ощущали цену гуманитарного знания, могут ли они стать другими?
- Сомневаюсь, чтобы гуманитарные знания могли смягчать
нравы. Они сами по себе инструмент, а не средство. Куда поворачивается этот
инструмент, зависит от людей. В хорошие времена наступают какие-то моменты
подъема, когда благородные идеи как будто слетаются, сходятся вместе. Бывают
моменты, когда хочется жить. А бывают моменты, когда, наоборот, идеи становятся
убийственными и ужасными.
Тут, кстати, есть свой парадокс: как будто бы никто
гуманитарными знаниями не интересуется, они на обочине, бедствуют. Но с другой
стороны, я вижу, как гуманитарии в США формируют идеологию, которая в итоге
становится политикой. На примере Америки конца 1990-х-начала 2000-х годов можно
видеть, как то, что начиналось как плацдарм для идей постмодернистских профессоров
из университетов, превратилось в имперскую идеологию.
- И все-таки мир уже много-много столетий сопротивляется
гуманитарному началу как таковому. Как вы думаете, почему?
- Да просто потому, что, с точки зрения обыкновенного
человека, который добывает свой хлеб в поте лица, непонятно, чем собственно
занимаются гуманитарии. Я сам не уверен, что способен объяснить, за какие
заслуги веду вполне беспечальное существование. Для себя мой ответ в том, что
язык - насущный хлеб человеческой жизни, самое важное, что в ней есть; языком
мы выражаем себя, свою культуру Но люди меняются. Скажем, я сейчас пытаюсь
найти дорогу к новому поколению: современные американские студенты похожи на
людей будущего.
- То есть?
- Скажем, в 90-е годы Америка была прекрасной, открытой
страной, а студенческая атмосфера - крайне неприятной. Училось поколение,
пронизанное прагматизмом, карьеризмом. Сейчас Америка стала полицейским
государством, а студенты, напротив, настроены сугубо идеалистически.
- Нам это знакомо: чем больше давит государство, тем острее
потребность свободно мыслить?
- Не знаю. Как и почему возникает то или иное поколение
людей - вопрос таинственный. Хоть начинай верить в чередование солнечных пятен
или что-нибудь в этом роде. Я вижу, что эти студенты не просто полны интереса,
жажды знаний, идеалистического намерения жить и создавать интеллектуальную
среду, но и способны претворять свои знания в какие-то формы с большой энергией
и умением. Кстати, Обама - человек нового поколения, и у него есть то, что я
вижу в своих студентах, - не только ум, образование, но и умение. Америка, в
конце концов, может проголосовать за Маккейна, но вот так по-глупому как Гора в
свое время, его не объегорят. Он показал уже, что он умеет.
Сейчас я живу в состоянии хронического отвращения: то, что
вижу вокруг себя в американской жизни, вызывает паническое чувство тошноты. Но
когда я вхожу в аудиторию - это прекрасно...
Испуганный зазнайка
- Что именно вызывает наибольшее отторжение?
- Америка еще во второй половине 90-х годов заявила о себе как
о самой лучшей стране в мире. И проявила немедленное желание учить всех. Если к
этому прибавить то, что сегодня пишут в американских газетах, о чем говорят по
американскому телевидению, что вообще говорят американцы... В этом видно
презрение абсолютно ко всем: немцам, французам, русским, арабам, ядовитое,
злобное презрение. Идеология сформировалась еще до того, как стали сыпаться
бомбы, а потом она стала политикой. И эти тенденции только усиливаются: в
сочетании с каким-то непреодолимым страхом перед якобы враждебным миром, где
дикие звери бегают за забором, все американцам завидуют и хотят уничтожить. Это
все говорится открытым текстом. Если со страной не произойдут перемены, не
знаю, что будет. Но надеюсь, произойдут. В Америке всегда есть энергия, какой-то
заряд. Он может принимать отрицательные формы, но вы чувствуете, что эта страна
всегда к чему-то стремится.
- Западное общество уже нахлебалось массовой культурой. Мы
сейчас переживаем стадию ее распространения вширь, когда элитарного знания
практически не существует. Есть ли в Штатах элитарная кулыура и что она собой
представляет?
- Да, элитарная культура есть. Она сосредоточена именно в
элитарных учреждениях (элитарные университеты, элитарные театры и прочие
культурные учреждения), которые изо всех сил, конечно, скрывают факт своей
элитарности. Должен сказать, что элитарность в значительной степени
поддерживается деньгами. Очень большими, колоссальными средствами.
- Частными?
- Да, но и государственными, в виде грантов, которые могут
длиться годы и годы.
- Роль университетов в американском обществе существенна?
- Колоссальна. Как я уже говорил, они притворяются стоящими
на обочине и такими замкнутыми анклавами, но на самом деле их роль в генерации
идей, в создании новых парадигм огромна. И хотя в элитарных анклавах искусства,
где процветают либеральные идеи, как правило, все до невозможности запружено
политкорректности идеей. Америка движется сейчас в сторону фундаментализма, и
религиозного, и морального. Это процесс, возникший спонтанно, он идет из толщи
мрачного, фанатичного протестантизма, который составляет ядро американской
эмиграции. Вот это сейчас очень мощно вылезает на поверхность, чего не было в
80-е годы, когда я приехал. Незабываемое время для Америки! Я был совершенно в
нее влюблен, был от нее без ума. Это было время невероятного подъема: и
экономического, и интеллектуального, и технологического. И я вижу аналогию с
тем, что происходит сейчас в России.
- Вам нравится сегодняшняя Россия?
- Страшно сказать, но да, мне нравится. Здесь масса проблем,
но об этом все время говорится. Все время! А кто кроме политических агитаторов
в Америке говорит о том, что пятьдесят из трехсот миллионов американцев не
имеют медицинской страховки? О том, что грудные дети не могут получить
медицинской помощи? О том, что готовится запрет детям нелегальных иммигрантов
посещать школы. Этого нет в России. И, надеюсь, никогда не будет.
Фрейд и злоба дня
- Связана ли лингвистика с понятием "злоба дня"?
- Думаю, да. На Западе очень сильна идеологизация любой
науки. Конечно, психоанализ играет в этом огромную роль. Фрейдизм как научная
система и как система терапевтического лечения полностью провалился. Но как
философский и литературный образ остался. И вокруг него парадоксально
выстраивается неопросвещенческая идея торжества разума, новый рационализм.
Такой комплекс: разум-наука-демократия против ценностей романтизма, которыми я
занимаюсь. Романтизм сейчас в мире находится под подозрением, почти как
национализм.
- Значит, книга, которую вы пишете, поперек ведущих тенденций
дня?
- Да. Она почти завершена. И посвящена Фердинанду де Соссюру
основателю современной лингвистики, из которой в свой черед вышел и
постструктурализм. Считалось, что он не оставил научного наследства. Просто в
начале XX века читал горстке учеников свои курсы. А уже после его смерти
ученики по конспектам издали книгу, ставшую основоположной книгой по
лингвистике, из которой возник структурализм и рационалистическая формальная
модель языка. Но начиная с 60-х годов стали просачиваться в печать его черновики.
Оказалось, что он всю жизнь писал на листках какие-то заметки - около 10 тысяч
страниц, сотни тетрадей с анализом стихов... Писал маниакально, бессвязно,
пропускал слова, бросал, начинал сначала... Еероическим трудом нескольких людей
во Франции, Швейцарии и Германии эти фрагменты сейчас расшифрованы, изданы и
стали доступны. Там говорится, что язык ни секунды не стоит на месте, что он
все время разрывается, что его тянут в разные стороны; констатируется его
динамизм, хаотичность, непознаваемость, можно проследить связь с разного
направления философскими идеями - в общем, полный джентльменский набор
постмодернистских представлений. Ну и немедленно на основании этих записок
Соссюра подняли на щит как пророка постмодернизма.
- Какое отношение это имеет к вам, вы ведь занимаетесь
Шлегелем, Новалисом, йенскими романтиками?
- В этом-то и дело. Занимаясь ранним европейским
романтизмом, я обратил внимание на то, как Новалис пишет о двойственности
знаков - очень похоже на Соссюра. В чем дело? Кажется, Соссюр антипод
романтической традиции?! Я нашел живую связь в его биографии.
- То есть сделали научное открытие?
- На самом деле я пишу роман, поскольку это научное открытие
в него просто просится. Дело в том, что у Соссюра был учитель Адольф Пикстеф,
учивший его лингвистике. Пикстеф был другом тетки Соссюра, Адрианы Соссюр. Всю
жизнь они дружили, вращались в одном кругу со Шлегелем, Шлейермахером. Адриана
была кузиной мадам Де Сталь, написала о ней интересную книгу. Ее прославила
книга в трех томах "Прогрессивное образование". Третий том посвящен
психологии женщины, а первые два - психологии ребенка от первого дня его
рождения. Книга выдержала множество изданий во Франции, Германии, но я,
кажется, первый лингвист, который решил прочесть эти три тома. И обнаружил, что
ключевые понятия Соссюра идут из этой книги! Все эти говорящие выражения, эта
его произвольность в разделении мира, образовании знаков, арбитражность
оценок...
- ...Таким образом, возникает прямая генеалогическая
связь...
- Соссюр, конечно, не был структуралистом, каким его любят
представлять, но и постмодернистом не был. Главное, что его связывает и с
постмодернизмом, и с романтизмом, - это то, что он понимает фрагментарную
открытость и непрерывное движение мысли. Но, в отличие от постмодернистов, от этого
он приходит в настоящее отчаяние, гонится за мыслью, лихорадочно пытается
ухватить... Совершенно как йенские романтики, которые сходили от этого с ума. И
получается удивительный круг: человек, которого считают основателем семиотики,
воспитан на романтических идеалах новой универсальной культуры.
- Тех самых старых романтических идеалах, к которым
современный прагматический мир рано или поздно должен вернуться - просто чтобы
выжить?
- Боюсь оказаться пессимистом, но мир так далеко ушел от
романтиков, так внутренне от них отвернулся, что может быть и поздно.