О.Ю.Елина. Селекция на фронте: судьба советских селекционных станций в годы Второй мировой войны

О.Ю.Елина

Селекция на фронте: судьба советских селекционных станций
в годы Второй мировой войны¹

Каждая научная дисциплина в СССР пережила свою собственную военную драму, связанную с разрухой, голодом, эвакуацией. Но если математикам достаточно было просто оказаться в тылу со своими бесценными мозгами, то для селекционеров, у которых и объект, и результат исследования практически не существуют в отрыве от земли, эвакуация научного продукта в полном объеме была практически невозможна.

Но именно советская селекция оказалась в поле зрения Германии при разработке научной стороны политики автаркии, а затем стала центральным звеном доктрины эксплуатации восточных территорий (Ostordnung)². Это не удивительно, если вспомнить о несомненном лидерстве СССР в этой области. Селекционеры Германии, в том числе знаменитый Эрвин Баур со своим Институтом селекции Общества кайзера Вильгельма (ОКВ), ориентировались на советские стандарты исследований, стремились «не отстать от русских». Главной стратегической задачей для селекционеров в 1920-1930-е гг. считался доступ к центрам происхождения культурных растений. Здесь у СССР, и прежде всего у ВИРа и его директора Н.И.Вавилова, не было конкурентов: вировская коллекция в более чем 200 тыс. образцов, собранная в 180 экспедициях, вызывала у немцев восхищение, смешанное с завистью. При этом соперничество Баура и Вавилова не выходило за рамки научной этики, было весьма плодотворным для обеих стран, предполагало множество контактов двух институтов.

В годы войны ситуация изменилась, и именно ученые Института селекции и других институтов ОКВ стали экспертами при оценке главного советского селекционного продукта – мировой коллекции растений.

Судьба селекционных центров на оккупированных территориях СССР варьировалась. Можно выделить по крайней мере три модели оккупации. В рамках первой учреждение продолжало научные исследования; вместо эвакуированных русских работами руководили немцы; к сотрудничеству привлекались русские специалисты; наиболее ценные научные ресурсы вывозили на территорию рейха. Другая модель предполагала использование селекционного учреждения как источника пищевых ресурсов. Наконец, в третьем случае – после короткой оккупации при вынужденном спешном отступлении – учреждение просто уничтожали.

Разумеется, ВИР и его мировая коллекция растительных генетических ресурсов (в документах того времени она чаще именуется «мировая коллекция растений») был центральным пунктом в реестре научных ценностей, предназначенных для захвата. К началу блокады из Ленинграда и близлежащих станций удалось вывезти лишь «стратегически важные» коллекции – кок-сагыза (источника природного каучука), дубильных, лекарственных и других технических растений; они были переправлены по воздуху за Урал, преимущественно в Красноуфимск – главный пункт эвакуации ВИРа. Значительную часть коллекции со станций в Детском селе и Павловске перевезли в главное здание института. Там она хранилась – со всеми описанными очевидцами и историками трудностями – весь период блокады, с июня 1941 г. по январь 1944 г. Крысы, холод, влажность сделали свое дело – по подсчетам сотрудников, примерно 30% коллекционных семян потеряли всхожесть. По данным Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК), занимавшейся оценкой потерь советского хозяйства в годы войны, в ленинградском здании ВИРа было утрачено 40 тыс. образцов коллекции, которые оценивались в 1,8 млн руб. Другой ущерб – зданию, архиву, гербарию – оценен в 250 тыс. руб.; общие потери ВИРа только в Ленинграде составили 14,4 млн руб.³

Центральная генетическая и селекционная станция ВИРа в Детском селе (Пушкинские лаборатории ВИРа) оказалась в зоне оккупации. Ее возглавил В.Херцш (W.Hertzsch), глава Восточно-Прусского отделения Института селекции ОКВ; он должен был наладить работу лабораторий, следить за пересевом и сохранностью коллекций. Для этих целей были привлечены некоторые русские сотрудники, оставшиеся на станции. По данным ЧГК, отступая, Херцш и его подручные захватили коллекции озимой и яровой пшеницы, ржи, овса, овощных культур, в том числе томатов и редиса, селекционный материал кок-сагыза, люпина и др. – всего на 2,3 млн руб. По некоторым данным, было увезено 10 тыс. коллекционных образцов. Утрачены оказались также научное оборудование, библиотека, гербарий и бесценная коллекция цветов (66 тыс. растений), начало которой положил знаменитый царскосельский цветовод Фрейндлих. Общий ущерб станции оценен ЧГК в 8,5 млн руб.

Та же участь постигла Экспериментальную базу ВИРа по селекции плодовых, ягодных и кормовых растений «Красный Пахарь» под Павловском. Было вывезено (или погибло) более 120 тыс. экземпляров коллекционных сортов яблони, вишни, сливы, смородины, крыжовника, земляники, малины, ценные гибриды косточковых – между китайской вишней и абрикосом, вишней и персиком и др.

Упомянем также Майкопскую станцию ВИРа на Северном Кавказе. Она пробыла «под немцами» с февраля по август 1942 г. Работа с рядом культур не прекращалась. Так, картофелем продолжала заниматься В.А.Сансберг, этническая немка. Она позволяла себе такие выходки, как плакаты «Немцам вход воспрещен» на селекционных делянках. Всю документацию удалось спрятать, а таблички с пояснительными записями попросту забили в землю. Недостаток информации, а также неясность с ведомственной подчиненностью (два ведомства стремились присвоить себе станцию) спасли ее от разграбления. Сансберг после войны была арестована за «пособничество нацистам».

Вне системы ВИРа ситуация также варьировалась от станции к станции.

Например, Харьковская селекционная станция, одна из старейших в стране, была эвакуирована в сентябре 1941 г., но озимые культуры остались высеянными на 28 га. Весной 1942 г. станция стала немецкой собственностью и получила название «Растениеводческой селекционной станции». Работу быстро возобновили; со всех окрестных станций собрали оборудование и скот. В 1943 г. засеяли уже 1000 га, из них 35 использовались для селекционных работ с яровыми и озимыми хлебными культурами и картофелем. Несколько немецких колонистов, а также специалист станции Оробченко и его сын сотрудничали с руководством, продолжая работу на станции. Когда в 1943 г. началось отступление, со станции вывезли все оборудование, посевной материал, селекционные коллекции, сотрудников и технический персонал.

Сильно пострадал Всесоюзный селекционно-генетический институт в Одессе, с октября 1941 г. превращенный в штаб оккупационных войск Румынии. Румыны не имели специальных планов по сохранению института: солдаты использовали книги для топки печей, в результате чего была уничтожена уникальная библиотека в 40 тыс. томов. Опытные поля должны были снабжать армию продуктами. Ситуация изменилась, когда в марте 1943 г. институт перешел к немцам. Граф фон Менгерсен (von Mengersen), сотрудник Института селекции ОКВ, потребовал составить список наиболее ценного из сохранившихся научных ресурсов. Однако эвакуировать институт не успели. Отступая, немцы частично взорвали здание; в частности, сильно пострадала лаборатория генетики.

Шатиловская селекционная станция в Орловской области, также одна из старейших в России, была уничтожена полностью. Некоторую часть оборудования и коллекционных материалов удалось эвакуировать; значительная часть ресурсов осталась на станции. Трагедия произошла после месяца оккупации, при спешном уходе немцев в ноябре 1941 г. Вернувшись на станцию в марте 1942 г., ее директор А.В.Пухальский застал лишь обгоревшие трубы: весь научный городок был сметен с лица земли. Это послужило основанием для дипломатической ноты правительству Германии от 27 апреля 1942 г., подписанной главой МИД В.М.Молотовым. Ущерб, нанесенный станции, оценили в 20 млн руб. – это одна из самых крупных сумм в истории селекционных учреждений.

Места пересылки, хранения и использования похищенных коллекций до сих пор не установлены. Среди возможных – Институт селекции ОКВ в Мюнхеберге, Институт изучения культурных растений ОКВ в Вене, Институт генетики растений под Грацем, относившийся к системе СС. Однако некоторые следы перемещения коллекций все-таки удалось найти. Так, детскосельская коллекция озимых и яровых пшениц в 800 образцов было отправлена в 1942 г. в Тарту, затем в Латвию, где в 1943-1944 гг. пересевалась на опытной станции под Ригой. Эту работу выполняла вировский селекционер Е.И.Николаенко, сопровождавшая коллекции на всем пути. После завершения работ Николаенко удалось бежать, но это не спасло ее от советского ареста. Однако, еще находясь в Тарту, она передала дубликаты образцов семян своему другу врачу К.Н.Бежаницкой, которая бережно их хранила. После войны Бежаницкая неоднократно обращалась в ВИР, пытаясь вернуть коллекцию, но ответа не получила. Вскоре ее арестовали; коллекционный материал погиб во время обыска в квартире.

Война, оккупация и грабежи помогли «замаскировать» те потери, которые понес ВИР и других селекционные учреждения в годы «лысенковщины». Известно, что Т.Д. Лысенко более чем скептически относился к вавиловским коллекциям и их сохранению. Сразу после войны коллекции масличных, табака, чая, лекарственных растений и других культур – всего 30 тыс. образцов – были переданы в отраслевые институты, не имевшие опыта по их хранению и воспроизводству; коллекции погибли через несколько лет. По некоторым данным, суммарное сокращение коллекций ВИРа за 1940-е гг. – 70 тыс. образцов (около 40%). Война, безусловно, была главной, но не единственной причиной потерь. Как «развести» и оценить собственно военные и «лысенковские» потери – вопрос, на который еще предстоит ответить.

Другой вопрос, также требующий изучения, – возможность реституции в области науки, в частности – селекции. Основания для таких размышлений есть. При оценке ущерба произведения искусства очень часто оказывались в одних списках с научными материалами. В частности, такое соседство имело место при оценке ущерба по Ленинградской области, где рядом с похищенными коллекциями подсчитывали потери от разрушения Царскосельского дворца (архитектор Шенброн), подаренного королевой Викторией великому князю Борису Владимировичу. Если возвращение утраченных культурных ценностей продолжается – возможен ли аналогичный процесс в области «произведений науки»?

После войны русские и немцы поменялись ролями. Советское правительство инициировало «демонтаж» немецких научных институтов. Теперь русские ученые оказались в роли экспертов. Но в большинстве случаев победителей интересовали не научные, а технические ресурсы побежденных. Так, из Института селекции ОКВ забрали не коллекции растений и библиотеку, а оборудование для теплиц, рефрижераторы, оптику и т.д. То, в чем страна нуждалась больше, чем в селекционных материалах. Так или иначе, похищенные коллекции никто и никогда не пытался вернуть.

Литература и примечания

¹ Данная работа является частью проекта «Plant Breeding on the Front: Imperialism, War, and Exploitation», выполненного совместно с С. Хайм (ФРГ) и Н. Ролл-Хансеном (Норвегия) в рамках программы Общества Макса Планка «A Comparative History of the Kaiser Wilhelm Society under National Socialism». Материал готовится к публикации. Автор благодарит Т.К.Лассан за архивные изыскания, проведенные в Санкт-Петербурге.

² См. об этом работы С.Хайм, в частности Autarkie und Ostexpansion. Pflanzenzucht und Agrarforschung im Nationalsozialismus / Hg. S. Heim. Gоttingen: Wallstein, 2002.

³ Здесь и далее приводятся данные Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков … и учету причиненного ими ущерба гражданам, коллективным хозяйствам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, 1942-1951 гг. (ЧГК) // Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-7021. Использованы также материалы архива ВИРа, ГАНТД С.-Петербурга, MPG-Archiv.

Источник: О.Ю.Елина. Селекция на фронте: судьба советских селекционных станций в годы Второй мировой войны
// ИИЕТ РАН. Годичная научная конференция 2004 г. М.: Диполь-Т, 2004, с.190-194.