В.М.Орел, Ю.И.Кривоносов. Академик Бухарин – роль в преобразовании Академии наук (1929

АКАДЕМИК БУХАРИН – РОЛЬ В ПРЕОБРАЗОВАНИИ АКАДЕМИИ НАУК (1929–1936)

К 70-летию Института истории науки и техники

В.М.Орел, Ю.И.Кривоносов

Н.И.Бухарин вошел в историю нашей страны в основном как крупный политический деятель, как один из основателей и идеологов нового государственного устройства, идеи которого в конце 20-х годов, на переломном этапе «Социалистического строительства», разошлись с «генеральной линией» Сталина, что и послужило в дальнейшем его низложению и гибели. В определенной мере Бухарина можно считать предвестником возникшей много позднее идеи и безуспешной попытки построения «социализма с человеческим лицом». После длительного забвения Бухарину как политику, экономисту, публицисту и философу, начиная с конца 80-х годов, в «период гласности» и открытия архивов было посвящено много специальных исследований, опубликованы его труды, биографии, письма, комментарии, воспоминания (см., например, [1-5]).

В данной работе нас будет интересовать в основном деятельность Бухарина как действительного члена Академии наук СССР, внесшего, особенно в первый период после избрания, существенный вклад в те преобразования, которые происходили в Академии в конце 20-х – начале 30-х гг. В послереволюционный период в развитии Академии наук можно выделить несколько важнейших этапов, предопределивших ее новый статус, структуру, формы взаимодействия с властью, систему комплектования кадров. В решениях и действиях на этих этапах Бухарин принимал непосредственное участие вначале как член Политбюро ЦК ВКП(б) – фактически высшего органа государственного управления, затем уже в роли академика, члена партийной группы академиков, готовившей и проводившей в жизнь все принципиальные решения, связанные с деятельностью Академии, позднее как член Президиума АН. К первому принципиальному этапу можно отнести 1925 год, когда власть окончательно определилась с дальнейшей судьбой Академии наук, организовав с очень выигрышным для себя внешнеполитическим результатом юбилейные торжества в связи с ее 200-летием, пригласив зарубежных гостей, присвоив в том же году Академии статус Всесоюзной и создав партийную комиссию «для связи и наблюдения за работой Академии наук» с главной целью подготовить новый академический устав [6, л. 35-45]. В январе решением Политбюро была создана комиссия в составе трех членов Политбюро: Молотова, Рыкова и Бухарина для рассмотрения вопросов, «связанных с Академией наук». А уже в конце марта того же года Политбюро по результатам работы Комиссии принимает решение об увеличении числа академиков, проведении новых выборов и отборе кандидатов в Академию с включением в список членов ВКП(б), в том числе и Бухарина [6, с.52-53].

Вторым важным этапом в жизни Академии стали 1929 – 1930 годы, когда была осуществлена «советизация» Академии (этот термин употреблялся в документах ЦК и записках об Академии). К этому времени был утвержден новый устав Академии, в начале 1929 года прошли, хотя и с осложнениями, впервые выборы в состав Академии семерых членов ВКП(б), включая Бухарина, прогремело «Академическое дело», сфабрикованное органами НКВД. Академия фактически утратила остатки самоуправления (см., например, [6, с.53-56, 67-96, 109-140; 8, с.79-109]). К руковод-ству Академией пришли лица, не выдвинутые академическим сообществом (хотя формально выборы проводились), а назначенные властью.

Третьим этапом, кардинально изменившим положение и роль Академии наук в системе народного хозяйства, стало переподчинение ее СНК СССР в 1933 году, а затем перевод в 1934 году из Ленинграда в Москву [6, с.141-147]. В Ленинграде оставалась меньшая часть институтов, в том числе возглавлявшийся Бухариным ИИНИТ. Ликвидация в 1936 году Коммунистической Академии с передачей ее институтов в состав АН СССР, слияние и реорганизация многих научных организаций гуманитарного профиля во многом обусловили новую структуру академической науки [6, с.216-224].

На завершающем этапе академических преобразований, относящихся к концу 30-х годов прошлого века, помимо важных структурных преобразований, создания восьми отделений, открытия ряда новых институтов, произошла окончательная «очистка» академических кадров теперь уже не столько от «старых специалистов» с дореволюционным стажем, сколько от новых коммунистических выдвиженцев. Бухарин на этом этапе был в роли одного из основных обвиняемых, но как политический, а не научный деятель.

Собственно академическая деятельность Бухарина началась сразу после его избрания академиком в январе 1929 года и создания в Академии партийной группы (фракции) академиков-коммунистов. Следует отметить, что в период избрания в Академию Бухарин еще несколько месяцев оставался членом Политбюро ЦК ВКП(б), т.е. входил в состав высшего руководства страны. И после партийной отставки он занимал, конечно, несоизмеримо с его прежним положением, но достаточно высокий пост, связанный с руководством научной и технической деятельностью в промышленности – начальника научно-технического отдела ВСНХ, а после его реорганизации – аналогичного отдела Наркомтяжпрома.

Рассматривая вклад Бухарина в реорганизацию Академии наук, было бы наивным предполагать, что он мог проводить какую-то свою особую политику. Он был, безусловно, сторонником «советизации» Академии, приближения ее работы к потребностям промышленности, лично разрабатывал и способствовал внедрению плановых начал в научную деятельность.

Но его идеи и реальные действия отличались от радикальных предложений и методов ряда других участников этого процесса – руководителя фракции коммунистов-академиков в 1929-1932 годах М.Н.Покровского, академика Д.Б.Рязанова и многих других. Более гибкий подход, учет реальных ситуаций, понимание необходимости постепенности преобразований, уважительное отношение к старым академическим кадрам сделали Бухарина в определенной мере посредником между академической элитой и властью при решении целого ряда сложных организационных и морально-этических проблем. Именно Бухарин от имени власти пытался, и не безуспешно, наладить взаимодействие с академиком И.П.Павловым, резким критиком существовавших порядков, о чем свидетельствуют многочисленные документы и письма.

Бухарин нашел деловые точки соприкосновения с другим оппозиционно настроенным, но стремившимся к сотрудничеству, выдающимся ученым В.И.Вернадским. Именно Бухарину было поручено ведение переговоров с Президентом Академии А.П.Карпинским, затягивавшим свой переезд в Москву, после перевода Академии наук из Ленинграда.

В первые годы после избрания в Академию Бухарин – активный участник подготовки многих решений Политбюро ЦК ВКП(б) о дальнейшей судьбе Академии наук.

Уже в феврале 1929 года фракция коммунистов-академиков направляет в Политбюро пространную записку о дальнейшем направлении и организации работ Академии наук СССР, подготовленную на основе проекта, представленного Бухариным. В документе, именуемом «Ориентация в вопросах Академии наук для нас самих», Бухарин писал:

«1. Мы должны, с точки зрения длительной перспективы, держать курс на единое научное учреждение, охватывающее различного рода дисциплины, подтягивающее организационно различные учреждения (исследовательские институты, лаборатории, музеи, научные учреждения и общества и т.д. и т.п.).

2. Общая линия здесь должна быть линией на объединение теории и практики, линия большей актуализации всей совокупности работ, большей их планомерности и проч. Организационно это должно выразиться как в большей связи с общегосударственной (и гл. обр. планово-хозяйственной) работой, так и в подтягивании различного рода институтов и лабораторий к соответствующему научному центру.

3. Подобный план может и должен идти не помимо, а через теперешнюю Академию наук, которая должна быть радикально реформирована, переделана, перестроена, что возможно лишь путем длительной и систематической работы, т.е. лишь «в конечном счете». В этом смысле задача по отношению к Академии наук состоит не во взрыве этого учреждения, а в длительной его переделке» [6, с.59-60]. (Эти мысли Бухарина могут быть полезны сегодняшним реформаторам РАН).

Говоря о Гуманитарном отделении, Бухарин считает необходимым его более тесную связь с Коммунистической Академией. Он также считает целесообразным организацию в рамках отделения ряда новых институтов, «вроде Института экономических обследований», с реорганизацией уже имеющихся при Академии наук учреждений. По замыслу Бухарина, Естественное отделение АН должно быть «постепенно отвоевано путем выдвижения действительно знающих, научно-компетентных, теоретически и практически квалифицированных коммунистических и околокоммунистических сил, при бережном и заботливом отношении к действительно ученым представителям старой квалифицированной интеллигенции».

Намечая план действия на ближайшую сессию, он считает необходимым для коммунистов-академиков сделать заявление относительно «желательности и необходимости» подготовки крупных реформ Академии наук и создания подготовительной комиссии по всему кругу вопросов организационного характера с обеспечением «достаточного представительства коммунистов и левых». Бухарин озабочен тем, каков будет научный авторитет академиков-коммунистов, и считает, что они обязаны в течение «ближайшего же года дать ряд соответствующих научных работ, а также принять меры по организации своих кадров молодежи, работающих при Академии» [6, с.60]. В середине марта 1929 года решением Политбюро ЦК была создана комиссия с участием Бухарина для рассмотрения предложений о дальнейшем направлении и организации работ Академии, а еще через месяц, 15 апреля 1929 года предложения фракции, подготовленные на основе «Записки» Бухарина, были «в основном приняты» Политбюро. Как отмечал Бухарин позднее, эта записка была принята всей академической группой единогласно [9, л.12]. В мае того же года решением Политбюро Бухарину было разрешено иметь аспирантов при Академии наук «в желаемом качестве», что отвечало его намерению иметь свои академические кадры молодежи [6, с.65]. (К сожалению, участь учеников Бухарина была трагической, они были репрессированы в 1936-1937 годах).

О своем видении положения в Академии наук после мартовской сессии 1929 г. Бухарин сообщил в Политбюро вскоре после ее завершения в связи с очередным рассмотрением вопроса «об Академии наук». Как он писал, сессия показала: «1) что сопротивление будет гораздо меньше, чем мы думали; 2) что расположение сил в Академии более благоприятно, чем это рисовалось раньше; 3) что коммунистическая группа может фактически быть господином положения, не прибегая ни к какому внеакадемическому «нажиму»; 4) что работа по «освечиванию» квалифицированнейших академических кадров вполне возможна» [9, л.12].

И в этой своей записке Бухарин проводит идею возможности и необходимости без «внеакадемического» нажима реформировать Академию, завоевывая авторитет своими позитивными предложениями и действиями. Бухарин сообщил в Политбюро, что своими деловыми предложениями реформ и «просто известной компетентностью», которую видели участники сессии, коммунисты-академики завоевали «кое-какие симпатии» отдельных ученых, «не очень левых политически», упоминая Вернадского, Иоффе и др. Кроме того, пишет Бухарин, «обнаружилась довольно сильная группа левых молодых (Вавилов – (имеется в виду Н.И.Вавилов – В.О., Ю.К.), Архангельский и др.). Вместе с центральной группой Ольденбурга это крупная сила». В записке отмечается, что на сессии была поддержана идея перехода на работу в институтах, что должно было, по его мнению, способствовать сближению теории с практикой [9, л.13].

Тревогу Бухарина вызывает продолжавшаяся недооценка возможностей Академии наук. В частности, В.В. Куйбышев на заседании Совнаркома 5 февраля 1929 г. говорил: «Мне кажется, что Совнарком должен констатировать, что надежды на Академию наук в целом, на превращение ее в научный центр преобразования нашей страны потерпели фиаско. Это крайне печально, но об этом приходится говорить… По-видимому, здесь придется нести с собой не мир, но меч» [16, с.63]. Для Бухарина меч в отношении Академии наук – оружие неприемлемое. Он пишет: «Крайним преувеличением является утверждение, будто Академия является пустым местом. Тогда нечего было распинаться на 200-летнем юбилее, тогда нечего было выставлять на выборах коммунистов, тогда нечего было подымать общественность на борьбу за трех проваленных кандидатов и т.д. и т.п. Идти туда имело смысл только для того, чтобы завоевать Академию, работая в ней, и работать, завоевывая ее».

Отвергая опасения об ослаблении Коммунистической Академии в связи с переходом группы коммунистов в Академию наук, Бухарин считает, что это не так, что в будущем их можно будет слить или соподчинить, создать новое учреждение, что и было осуществлено через 6 лет, но уже без его прямого участия и без упоминания об авторе этой идеи.

Упоминается в записке и заявление, сделанное на сессии Н.И.Вавиловым и другими учеными-аграрниками. Бухарин считает необходимым оказать им помощь в развертывании научной работы, что будет способствовать «завоеванию этих кадров» и возможности «действительного руководства ими». Заканчивая записку, Бухарин опять выдвигает тезис о необходимости академикам-коммунистам активно работать в Академии и показывать примеры «новой научной установки». Без этого, утверждает он, наше пребывание там превращается «в систематическую дискредитацию, так сказать, представительства марксистской практики и теории» [9, л.13–17]. Последним важным для престижа Академии наук делом, которое успел сделать Бухарин, находясь еще в составе Политбюро, было принятие решения о чествовании И.П.Павлова в связи с его 80-летием. С инициативой придания юбилею государственного значения выступили сотрудники Павлова. Однако эта инициатива вызвала отрицательное отношение руководства правительства.

Соглашаясь с предложением о необходимости оказания материальной поддержки лаборатории в Колтушах и другим работам Павлова, В.В.Куйбышев, в то время член Политбюро ЦК и председатель ВСНХ СССР, писал в своей записке: «...я против того, чтобы это было сделано путем декрета СНК. Павлов плюет на Советы, заявляет себя открытым врагом, а Сов. Власть почему-то будет его чествовать. Помочь надо, чествовать нет» [6, с.68]. Аналогичное мнение высказал и Председатель СНК А.И.Рыков: «На Политбюро вопросы ставить не буду. Создание постановления СНК считаю излишним. Достаточно заметок в газетах. Ведь он часто выступает против Советов» [6, с.68]. Заместитель заведующего Отделом научных учреждений СНК СССР Е.Воронов обратился к Бухарину с запиской, в которой, в частности, писал: «Очень прошу Вас посмотреть проект пост. СНК о Павлове. ...Алексей Иванович [Рыков] считает ненужным все это дело... Завтр[ашняя] дата, несомненно, будет отмечена за границей, так же, как и наше красноречивое молчание. Павлов вчера вернулся с Конгресса в Бостоне, где вел себя почти совсем прилично. Там его встретили овациями. Никакого юбилейного чествования не будет (он не хочет этого), но почему нам не сделать самим красивого и к тому же правильно полити[ческого]; жеста – я недоумеваю. М.б. Вы поговорили бы с А.И? Этот жест Павлова к нам приблизит». В результате, по докладу Бухарина на заседании Политбюро постановление СНК СССР к 80-летию со дня рождения академика И.П.Павлова было принято 26 сентября 1929 года и на следующий день опубликовано в газете «Правда» [6, с.69].

Предложения Бухарина о постепенном и плавном реформировании и укреплении коммунистическими кадрами Академии наук не осуществились. Власть предпочла революционный рывок. Воспользовавшись, на наш взгляд, непреднамеренной оплошностью руководства Гуманитарного отделения Академии, не сделавшего своевременного анализа архивных фондов ряда подразделений (Пушкинского дома, Археографической комиссии и др.), и придав этому политическое значение, обвинив Академию в умышленном сокрытии важных документов, власть провела генеральную чистку академических кадров.

В результате был отстранен от должности непременный секретарь С.Ф.Ольденбург, много сделавший для установления делового сотрудничества Академии с правительственными органами, сослан академик С.Ф.Платонов, академик-секретарь Гуманитарного отделения, также приверженец политики сотрудничества с новой властью, репрессировано и уволено по разным оценкам более 780 человек (см., например, [10; 11]).

Сфабрикованное «дело Академии наук» резко ускорило ее «советизацию» и кадровое обновление, одновременно окончательно лишило всех остатков «академических свобод». Бухарин, судя по имеющимся документам, не принимал прямого участия в рассмотрении вопросов, связанных с «делом», известно лишь о его разговоре с Ольденбургом во время сессии Академии 28 – 30 октября 1929 года, когда решался вопрос отставки последнего, но о содержании разговора свидетельств не обнаружено [6, с.78].

Хотел ли и мог ли Бухарин как-то влиять на результаты «расследования» и кадровые изменения в связи с Академическим делом – не известно. Его положение в это время уже было непрочным, и в середине ноября 1929 года он сам был выведен из состава Политбюро ЦК и занял сравнительно скромный пост заведующего Научно-техническим отделом ВСНХ.

Однако Бухарин продолжает активно влиять на подготовку важнейших решений, связанных с дальнейшей судьбой Академии.

В связи с подготовкой сессии Академии, намечавшейся на март 1930 года, на которой предстояло решить принципиальные вопросы нового руководства и нового Устава Академии, Бухарин вместе с А.В.Луначарским направляет в Политбюро ЦК записку, в которой от имени фракции коммунистов-академиков просит утвердить ряд основных положений:

«1. Общая установка. Признать целесообразным сохранение на более или менее длительный срок Академии Наук, как высшего ученого учреждения, причем:

а) взять твердый курс на развитие Физико-математического отделения,

б) сохраняя на ближайший период гуманитарное отделение, вести линию на постепенную его ликвидацию и передачу в перспективе его институтов в Комакадемию.

2. Устав. Одобрить общие основные установки проекта нового устава; эти установки сводятся к следующему:

а) Академия ведет теоретически-исследовательскую работу по всем областям знания, способствуя увязке разных дисциплин, выработке единого материалистического научного метода и приспосабливая всю систему работы к нуждам реконструкции страны и развития социализма;

б) Академия координирует свою работу с работой всей сети научных учреждений и плановых органов;

в) академики должны удовлетворять не только требования научной квалификации, но и политическим требованиям (п.п. о действительных и почетных академиках и членах-корреспондентах);

г) общее собрание Академии и заседания отделений реформируются под углом зрения повышения удельного веса научной работы...» [6, с.92]. Несомненно, предложения по будущей судьбе Гуманитарного отделения и другие политические установки были связаны с влиянием результатов «Академического дела».

В записке предлагался новый состав Президиума Академии, а на должность президента рекомендовался академик В.Л.Комаров. Однако на состоявшемся 25 февраля 1930 года заседании Политбюро ЦК было принято решение оставить Президентом А.П.Карпинского, а Комарова избрать вице-президентом. Тогда же на должность непременного секретаря был рекомендован В.П.Волгин, одновременно избиравшийся в академики.

Однако влияние Бухарина на академические дела, независимо от его желаний и намерений, было ограничено в связи с резкими нападками со стороны усиливавшейся группы молодых философов-марксистов из Коммунистической Академии, действовавших по прямому указанию Сталина. В партийных архивах сохранилась запись беседы бюро ячейки Института Красной Профессуры философии и естествознания со Сталиным 9 декабря 1930 года (запись беседы была осуществлена будущим академиком М.Б.Митиным, ведущим представителем догматического направления в марксистской философии). В ходе беседы Сталин дал прямые указания на необходимость «основательно разворошить» Бухарина, «крепко критиковать», «бить по всем направлениям и там, где не били» [15].

Отбиваясь от нападок, Бухарин писал в Политбюро: «На собраниях историков-марксистов уже заявлялось: 1) что Бухарин и Рязанов вошли в блок с буржуазными учеными; 2) что Бухарину нужен «фракционный центр», и для того он, Бухарин, выдвигает план экономического института и т.д. и т.п. Эти возмутительные вещи уже гуляют по Москве. Для успокоения товарищей и для того, чтобы деловой вопрос не осложнялся посторонними соображениями, я заявляю:

1) что готов не выступать ни по одному организационному вопросу в Академии, ее комиссиях и других органах;

2) что я готов отказаться от всякой работы в А.Н., предполагающей работы с молодежью;

3) что я готов ограничиться исключительно чтением докладов и печатаньем чисто теоретических статей. Тем самым будет снята почва для осложнения вопроса посторонними соображениями» [9, л.14].

Известна роль Бухарина в организации поездки группы отечественных ученых в Лондон на Международный конгресс по истории науки и техники. В своем письме на имя В.М.Молотова, тогда председателя СНК, он писал: «...Съезд организуется очень широко (американцы, французы, немцы, англичане – его ядро) ...темы чрезвычайно интересны для нас. Их три группы: а) естественные науки, как интегральная часть истории (очень интересно в связи с вновь опубликованными марксовыми работами; б) взаимоотношение физики и биологии; в) чистые и прикладные науки (это последнее для нас ультразаманчиво)» [6, с.106].

Для Бухарина, постоянно акцентировавшего внимание на связи теоретических и прикладных исследований, тематика конгресса действительно была ультразаманчивой, так как подтверждала его идеи. В течение нескольких месяцев он как председатель Комиссии по истории знаний АН, о чем упоминает в письме Молотову, занимается комплектованием состава делегации и подготовкой докладов, в том числе и собственного, который рассматривался специальной комиссией Политбюро. (В 1936 году Бухарина обвинили в идеологических ошибках его лондонского доклада. В своем письме Сталину он отмечал: «Ученые, ездившие в Лондон, знали, что доклад ввиду его важности обсуждался в ЦК, что он одобрен... что же они должны думать теперь. ...Ведь этим компрометируются ....органы ЦК. «У большевиков все одна конъюнктура и никакой науки, хотя они говорят об объективности науки». ...Разумно ли это?» [9, л.19]). Доклады советских участников Конгресса были опубликованы в Англии и вызвали большой интерес в научных кругах. В.И.Вернадский в своем дневнике критически отозвался о докладах, в частности, Кольмана, Рубинштейна и Гессена. О докладе Бухарина он писал: «В общем интересно. Но в его вводной статье наука в конце концов подменена философией» [12, с.247, 260].

В сентябре 1931 года Бухарин инициирует участие советских ученых в Мировом Конгрессе помощи ученым и исследователям, проведение которого намечалось в Париже [6, с.108]. Решением Политбюро ЦК в декабре 1931 года Бухарин был включен в комиссию по руководству очередными выборами в Академии наук [6, с.117]. На этих выборах в число академиков были избраны крупные ученые, сыгравшие выдающуюся роль в дальнейшем развитии науки в стране. В их числе С.И.Вавилов, А.А.Байков, Э.В.Брицке, Н.М.Тулайков, М.А.Павлов, Н.Н.Семенов, А.П.Фрумкин, А.А.Ухтомский и др.

В 1932 году по инициативе Бухарина на основе Комиссии по истории знаний был создан Институт истории науки и техники. Роли Бухарина в развитии историко-научных и историко-технических исследований и в судьбе института в связи с его семидесятилетним юбилеем было посвящено специальное заседание Ученого совета ИИЕТ РАН (февраль 2002 года), с докладами В.М.Орла, А.Н.Дмитриева и Ю.И.Кривоносова, а также публикации в ВИЕТ (см. [13; 14]). Работа Бухарина как директора института, несомненно, являлась весомым вкладом и в развитие методологии историко-научных исследований и в их популяризацию. Важной заслугой Бухарина было вовлечение в подготовку историко-научных, да и чисто технических материалов и их публикацию большого числа ученых и техников различных специальностей. Этому способствовал, помимо изданий института, организованный им журнал «Социалистическая реконструкция и наука». При этом он неоднократно выступал против профанации философских интерпретаций чисто научных и технических материалов. В одном из писем Сталину (письмо без даты предположительно 1933 года) с просьбой о защите журнала от идеологического «нападения» он писал: «Если беспарт(ийных) ученых начнут ругать за недостаточный марксизм в статьях о технике, по физике etc., они перестанут давать статьи в журнал. Мы, с другой стороны, не сразу можем достигнуть проникновения диал. мат-ма в эти области, да и наши ребята еще здесь изрядные неучи. Мне все же удалось заинтересовать крупные силы, мы их будем перевоспитывать. К тому же мы уже сейчас должны их максимально использовать по специальности...» [9, д.6, л.67-68].

В другом письме в адрес Л.М.Кагановича и А.А.Андреева, в то время секретарей ЦК ВКП(б), и председателя СНК В.М.Молотова Бухарин протестует против политиканства в научной работе. Указывая, что в подготовленном Академией наук сборнике, посвященном памяти Ленина, содержание которого прошло апробацию в Культпропе ЦК партии, теперь пытаются найти крамолу, он отмечал: «В отличие от других (научных) учреждений (и в первую очередь Комакадемии) мы выпустили …сборник …сплотили вокруг этого дела и беспартийных ученых, потратили много труда, заручились одобрением ЦК. А теперь этот же том хотят предать анафеме! Если это случится, то мне и ряду других товарищей нельзя будет работать в Академии наук, ибо все беспартийные будут просто бояться принимать участие в любом предприятии, к коему я имею касательство. Я же со своей стороны, могу сказать, что на примере ак. Павлова особенно видно, что с любыми можно работать. Я очень бы просил, чтобы вышеупомянутая директива была отменена, тем более, что она по существу была ничем ровно не оправдана» [9, д. 6, л. 2-3]. (Письмо от 16 октября предположительно 1934 года).

Уже отмечалось, что нередко Политбюро ЦК поручало Бухарину решение сложных «академических» вопросов, требовавших особого такта, доверительности и авторитетного мнения.

Вот, к примеру, несколько документов.

Заместитель наркома по иностранным делам Н.Н.Крестинский в своем письме Сталину и в копии Орджоникидзе в июне 1933 года писал: «Года полтора тому назад, когда тов. Бухарин ехал на Конгресс в Лондон, тов. Орджоникидзе, по поручению Политбюро, просил его повидаться в Германии с академиком Ипатьевым и предложить последнему вернуться в СССР, пообещав, что по отношению к нему никаких репрессивных мер принято не будет и что он сможет по-прежнему работать в своем институте. Однако разговор т.Бухарина с Ипатьевым не состоялся, так как Ипатьев уехал из Германии в США еще задолго до того, как т.Бухарин проездом в Лондоне попал в Германию...» [6, с.129]. (В этом случае академику Ипатьеву решением Политбюро заграничный паспорт был продлен еще на год).

В августе 1933 года Бухарину пришлось улаживать сложный конфликт И.П.Павлова с Л.С.Штерн при утверждении Политбюро ЦК состава оргкомитета международного Конгресса физиологов, проведение которого намечалось в СССР в 1935 году [6, с.134-137].

В октябре 1934 года заместитель наркома Рабоче-крестьянской инспекции З.М.Беленький обращался к секретарю ЦК ВКП(б) Л.М.Кагановичу и председателю СНК СССР В.М.Молотову по поводу переезда Президиума Академии наук в Москву. Он писал: «Комиссия по переводу Академии Наук СССР обеспечила специальное помещение для переезда Президента Академии Карпинского, причем непр[еменный] секр[етарь] Акад[емии] Волгин вел переговоры с Карпинским о его переезде в Москву. Переезд Карпинского очень важен, в связи с тем, что у ряда академиков и профессоров проявляется стремление уклониться от переезда... переезд ...Карпинского явился бы решающим шагом для всей этой группы ученых Академии. По полученным мною сегодня сведениям Карпинский упорно под различными предлогами уклоняется от дачи определенного ответа о переезде. Значительное влияние на Карпинского в этом отношении мог бы оказать тов. Бухарин, с которым я лично говорил... Считая политически важным переезд Карпинского в Москву ...я предлагаю поручить т.Бухарину выехать для этой цели в Ленинград».

28 октября 1934 года Политбюро ЦК принимает постановление: «Поручить т.Бухарину выехать в Ленинград для переговоров с президентом Академии Карпинским о его переезде в Москву». В решении таких вопросов был нужен и авторитет Бухарина в научных кругах и его человеческие качества. [6, с.162]. За помощью к Бухарину в решении вопросов Украинской Академии наук обращался в июле 1935 года председатель СНК УССР Н.П.Любченко [6, с.181].

Несомненен вклад Бухарина в развитие научной работы в промышленности, в создание отраслевых институтов и заводских лабораторий, в становление и укрепление связей промышленных научных организаций с Академией наук. В каких условиях тогда осуществлялась эта работа, свидетельствуют новые документы.

В августе 1931 года Бухарин докладывал на Политбюро план мероприятий по технической пропаганде, созданию специальной технической выставки. А в мае 1932 года он вынужден был обращаться к Сталину, так как «прошла целая вечность, нет решения комиссии и утверждения со стороны Политбюро». «Я писал бесконечное число раз письма, записки, был два раза у Куйбышева (председатель комиссии), – сообщает Бухарин, – дело ни с места. В результате мы, несмотря на все постановления ЦК, решения партконференции и т.д., не имеем денег и живем за счет записок с моей стороны председателям объединений и трестов, где я клянчу…» [9, д.6, л.79]. Как следует из этого письма, дело пропаганды новой техники держалось в этот период на личном авторитете Бухарина.

В начале 1934 года Бухарин руководил Всесоюзным («широким») совещанием научных работников, директоров, главных инженеров заводов и работников фабрично-заводских лабораторий, в котором принимали участие 900 человек. В информационном сообщении указывалось, что на совещании обсуждались вопросы, связанные с обращением Академии наук к XVII партсъезду, что «совещание с большим интересом выслушало доклад академика Бухарина, рапорт академика Баха и работников фабрично-заводских лабораторий». На совещании были подытожены результаты работы научно-исследовательских институтов и заводских лабораторий [9, д.6, л.84].

В ноябре 1935 года при рассмотрении вопросов, связанных с проведением очередной сессии Академии и избранием нового состава Президиума АН, Политбюро ЦК утверждает в числе других и кандидатуру Бухарина в качестве члена Президиума [6, с.198-199].

В ряде писем Бухарина содержатся интересные сведения о жизни московских академиков и его самого во время командировок в Ленинград по делам института, на сессии Академии и научные конференции. В общежитии Академии, где останавливался и Бухарин, были «общие обеды, чаи, ужины и все сидели за одним столом». Часто все собирались на квартире управляющего делами АН Волынского, «старого испытанного чекиста», которому, как предполагал Бухарин, так было легче «наблюдать» за поведением академических работников (!) [9, д.6, л.121-122]. Возможности Бухарина принимать личное участие в работе Академии существенно сократились с назначением его в 1934 году главным редактором газеты «Известия». Он практически не имел времени для поездок в Ленинград. А реализовать свои планы в связи с избранием в конце 1935 года членом Президиума Академии уже не успел. В начале 1936 года он был в командировке в Париже, а в середине года уже начался новый погром, сначала в ленинградских институтах Академии, в том числе в ИИНИТе. Бухарин начал неравную борьбу за институт, но вопрос с ним самим был уже предрешен. События финала жизненного пути академика Бухарина, исключение из партии, арест, постыдное судилище и расстрел в марте 1938 года подробно освещены во многих публикациях.

Полностью реализовать свой потенциал ученого Н.И.Бухарин, конечно, не мог и в связи с существенным превалированием политической составляющей над научной в его деятельности, и в связи с трагическими событиями тридцатых годов, постоянными нападками молодых марксистских ортодоксов, инспирируемых Сталиным, общей атмосферой всеобщего недоверия и, вероятно, в связи с собственной недооценкой складывавшейся вокруг него ситуации. Руководя «Известиями», работая над составлением будущей «Сталинской конституции», добывая по заданию Сталина архивные документы Маркса и Энгельса за границей, он не смог и, вероятно, не хотел верить в реалии событий 1936-1937 годов.

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект №02-0318108а.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бухарин Н.И. Избранные труды. История и организация науки и техники / Сост. А.И.Мелуа, В.М.Орел, Г.У.Смагина / Ред. Е.П.Велихов. Л., 1988. 504 с.

2. Бухарин Н.И. Избранные произведения. Новосибирск, 1990. 494 с.

3. Коэн С. Политическая биография Бухарина. М., 1989.

4. Ларина (Бухарина) А.Н. Незабываемое. М., 1989. 368 с.

5. Академик Н.И.Бухарин. Методология и планирование науки и техники. Избранные труды. М., 1989. 342 с.

6. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)–КПСС 1922-1952 / Сост. В.Д.Есаков. М., 2000.

7. «Наше положение хуже каторжного». Первые выборы в Академию наук СССР // Источник. 1996. №3. С.109-140.

8. Начало «дела» Академии Наук // Исторический архив. 1993. №1. С.79-109.

9. РГАСПИ. Ф.329. Оп.2. Д.5. Л.12-17.

10. Брачев B.C. Укрощение строптивой, или Как АН СССР учили послушанию // Вестник АН. 1990. №4. С.120–127.

11. Начало «дела» Академии наук // Исторический архив. 1933. №1. С.79-109.

12. Вернадский В.И. Дневники 1926-1934. М., 2001. 456 с.

13. Дмитриев А.Н. Институт истории науки и техники в 1932-1936 гг. (Ленинградский период) // ВИЕТ. 2002. №1. С.3-41.

14. Кривоносов Ю.И. Институт истории науки и техники: тридцатые-громовые, роковые... // ВИЕТ. 2002. №1. С.42-75.

15. РГАСПИ. Ф.17. Оп.120. Д.24. Л.4-5.

16. ВИЕТ.1999. №3. С.63-64.

Источник: В.М.Орел, Ю.И.Кривоносов. Академик Бухарин – роль в преобразовании
Академии наук (1929–1936) // ИИЕТ РАН. Годичная научная конференция 2002 г. М.: Диполь-Т. 2002.